Положить жизнь за друга своего. Православный взгляд на войну

. Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас.

Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.

Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам.

Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего.

Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод, и чтобы плод ваш пребывал, дабы, чего ни попросите от Отца во имя Мое, Он дал вам.

1. Если все священные изречения полны заповедей Господних, то что значит, что о любви, как особенной заповеди, Господь говорит: , если не то, что всякая заповедь зависит от одной только любви и все заповеди составляют одну, потому что все заповедываемое основывается на одной только любви? – Ибо, как многие древесные ветви происходят от одного корня, так многие добродетели рождаются от одной любви. И ветвь доброго дела не имеет никакой зелени, если не пребывает на корне любви. Поэтому и много заповедей Господних, и одна; много – по разнообразию дел, одна – по корню любви. А как эта любовь должна быть содержима, внушает Сам Тот, Кто во многих мыслях Писания Своего повелевает любить и друзей – как Его, и врагов – ради Его. Ибо истинную любовь имеет тот, кто и друга любит в Боге, и врага любит ради Бога. Ибо есть некоторые, которые любят ближних, но по свойству родства и плоти, которым, впрочем, в этой любви священные изречения не противоречат. Но иное значит, что охотно исполняется по природе, а иное, что одолжается повиновению заповедям Господним из любви. Именно те и любят ближнего и, несмотря на то, не достигают высших наград за любовь, потому что любовь свою тратят не по духу, а по плоти. Поэтому, когда Господь сказал: «сия есть заповедь Моя, да любите друг друга» , тогда тотчас присовокупил: «как Я возлюбил вас» . Ясно Он сказал как бы так: «Вы любите для того, для чего Я возлюбил вас».

2. В этом деле, возлюбленнейшая братия, тщательно надобно всматриваться, что древний враг, располагая душу нашу к любви вещей временных, с противоположной стороны возбуждает против нас слабейшего ближнего, который замышляет унести то самое, что мы любим. Не о том старается древний враг, это устрояющий, чтобы уничтожить земное, но о том, чтобы убить любовь в нас. Ибо вдруг мы воспламеняемся ненавистью; и желая быть непобедимыми отвне, внутри страшно мучимся; а защищая малое отвне, мы весьма многое теряем внутри, потому что, любя вещь временную, мы лишаемся истинной любви. Потому что всякий, уничтожающий нашу собственность, есть враг. Но если мы начинаем питать ненависть к врагу, то теряем внутреннее. Итак, когда мы совне терпим что-либо от ближнего, тогда должны бодрствовать против сокровенного хищника внутреннего, который никогда удобнее не побеждается, как тогда, когда мы любим внешнего похитителя. Потому что одно и главное испытание любви, если мы любим даже того, кто делает противное нам. Поэтому-то Сама и претерпевает крестную казнь и, несмотря на то, выражает любовь к самым Своим преследователям, говоря: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» . (). Итак, что удивительного, если ученики в настоящей жизни любят врагов, когда Учитель их любит врагов даже тогда, когда подвергается от них убийству? Верх этой любви Он выражает, присовокупляя: «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» . Господь пришел умереть даже за врагов и, несмотря на то, Он говорил, что положит душу Свою за друзей, чтобы явно показать нам, что когда мы можем по любви сделать пользу врагам, тогда други наши даже те самые, которые преследуют нас.

3. Но вот нас никто не преследует даже до смерти. Следовательно, чем мы можем доказать, что любим врагов? – Но и в мире Святой Церкви должно быть нечто такое, из чего ясно должно быть видно, можем ли мы во время гонения умереть по любви. Иоанн ясно говорит: «а кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, – как пребывает в том любовь Божия?» ()? -Поэтому и Иоанн Креститель говорит: «у кого две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай то же» . (). Итак, кто во время спокойствий не дает ради Бога своей ризы, тот во время гонения отдаст ли свою душу? – Следовательно, для того, чтобы сила любви была непобедима в гонении, она должна быть питаема милосердием во время спокойствия, поскольку должна научиться отдавать Всемогущему Богу сперва свою собственность, а после – самого себя.

4. Далее следует: «вы друзья мои» . О, сколь велико милосердие нашего Создателя! – Мы недостойны быть слугами, а называемся друзьями. Сколь велико достоинство людей быть друзьями Божиими! – Но вы слышали о славе достоинства; слушайте же и о трудности подвига. «Если исполняете то, что Я заповедую вам» . Вы Мои друзья, если исполняете то, что Я заповедаю вам. Ясно Он говорит как бы так: «Если вы радуетесь высшей славе, то подумайте, какими подвигами достигают этой славы». Когда сыны Зеведеевы, при посредстве матери, просили, чтобы одному сидеть по правую сторону Бога, а другому по левую, то известно, что они услышали: «не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я буду пить» ()? – Они просили о месте высоты; посылает их на путь, которым они должны достигать этой высоты. Говорится как бы так: «Для вас уже лестно место высоты, но прежде должен занять вас путь подвига. Величия достигают через чашу. Если душа ваша желает того, что услаждает, то прежде пейте то, что огорчает». Так, – через горькую чашу исповедания достигают радости спасения. – «Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего» . Что это все, что Он слышал от Отца Своего, что благоволил сказать рабам Своим, чтобы их соделать друзьями Своими, если не радости внутренней любви, если не те торжества Вышнего Отечества, которые Он ежедневно дуновением любви Своей напечатлевает в душах наших? – Ибо, когда мы любим слышанное небесное, тогда уже знаем любимое, потому что самая любовь есть знание. Итак, Он все сказал тем, которые, оставив земные пожелания, пламенели высшею любовью. Но на этих друзей Божиих взирал Пророк, когда говорил: «как возвышенны для меня помышления Твои, Боже, и как велико число их!» (). Ибо друг называется как бы стражем души. Итак, поскольку Псалмопевец прозрел, что избранные Божии, отделившись от любви мира сего, сохранят в небесных повелениях волю Божию, то удивился, говоря: «как возвышенны для меня помышления Твои, Боже» . Вот избранные Божии плоть укрощают, дух укрепляют, над демонами владычествуют, добродетелями блистают, настоящее презирают, о Вечном Отечестве словом и делами проповедуют; даже умирая, любят оное и достигают его через мучения. Их можно убить, но нельзя склонить. Итак, «как велико число их» . В этом самом страдании, в котором они умерли плотью, вы видите, какова была высокость их духа. Откуда она, если не оттуда, «как велико число их!» Но, быть может, так великих мало? – Он присовокупляет: «стану ли исчислять их, но они многочисленнее песка» (). Обозрите, братие, целый мир: он наполнен Мучениками. Почти нет уже столько нас, которые должны видеть, сколько имеем свидетелей истины. Итак, у Бога сочтены те, которые для нас умножились «многочисленнее песка» ; потому что мы постигнуть не можем, сколько их.

5. Но тот, кто достиг этого достоинства, чтобы называться другом Божиим, должен взирать не на себя, каков он есть, а на дары, которые получает, выше себя. Ничего не должно приписывать своим заслугам, дабы не впасть в враждебничество. Поэтому и присовокупляется: «не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод» . «Я приставил к благодати, Я насадил, чтобы вы шли добровольно, приносили плод деятельностью. Ибо идите, Я сказал, добровольно; потому что хотеть что-либо делать, значит, уже идти мыслью». А какой плод должны они принести, присовокупляется: «и плод ваш пребудет» . Все, над чем мы трудимся для настоящего века, едва достаточно до смерти. Ибо привходящая срезает плод труда нашего. Но что делается для Вечной Жизни, то сохраняется и после смерти; и начинает являться тогда, когда начинает скрываться плод плотских трудов. Итак, то воздаяние начинается там, где это кончается. Следовательно, кто уже познал Вечное, в душе того должны терять цену плоды временные. Будем приносить такие плоды, которые «пребывали» бы, будем приносить такие плоды, которые сами получали бы начало от смерти, когда все должна уничтожить. Ибо о том, что от смерти должен начинаться плод Божий, свидетельствует Пророк, который говорит: «тогда как возлюбленному Своему Он дает сон» (). Всякий, засыпающий сном смертным, теряет наследство; но когда (Господь) дает избранным своим сон, тогда это есть достояние Господне, потому что избранные Божии, после того как достигнут смерти, найдут наследство.

6. Далее следует: «чего ни попросите от Отца во имя Мое, Он дал вам» . Опять в другом месте: «Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам. Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите, и получите, чтобы радость ваша была совершенна» (). Если Отец дает нам все, чего мы просим во имя Сына, то что значит, что Павел прежде просил Господа и не удостоился услышания; но ему сказано: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи» ()? – Неужели этот столь славный Проповедник не просил во имя Сына? Почему же он не получил того, о чем просил? – Каким же образом истинно то, чего мы будем просить у Отца во имя Сына, то Отец дает нам, если Апостол во имя Сына просил об удалении от него ангела сатаны и однако же не получил того, о чем просил? – Но поскольку имя Сына – «Иисус», а Иисус называется Спасителем, или даже Спасительным, то во имя Спасителя просит тот, кто просит чего-либо, относящегося к истинному спасению. Но если просят того, что не относится к спасению, то просят Отца не во имя Иисуса. Поэтому и тем же самым Апостолам, доселе еще слабым, Господь говорит: «доныне вы ничего не просили во имя Мое» (). Ясно как бы сказано было так: «Вы не просили во имя Спасителя, потому что еще не умеете искать Вечного Спасения». Поэтому и Павел не был услышан; ибо если бы он освободился от искушения, то для него это не было бы полезно для спасения ().

7. Вот мы, возлюбленнейшая братия, видим, сколь много вас собралось на торжество Мученика; вы преклоняете колена, ударяете в грудь, испускаете вздохи молитвы и исповедания, орошаете лица слезами. Но обсудите, прошу, свои прошения, посмотрите, во имя ли Иисуса вы молитесь, т. е. просители радостей Вечной Жизни? Ибо в доме Иисуса вы ищете не Иисуса, если в Храме Вечности неблаговременно молитесь о временном. Вот один на молитве просит жены, другой желает деревни, третий требует одежды, четвертый молится о даровании ему пропитания. И хотя надобно просить Всемогущего Бога и об этих (предметах), если их нет, но мы должны постоянно помнить, что заповедал нам Тот же Искупитель: «ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (). Итак, нет греха просить у Иисуса и этих предметов, если, впрочем, они будут просимы не в излишестве. Но еще, – что важнее, – иной просит смерти врагу, и кого не может преследовать мечом, того преследует молитвой. И хотя тот, кому зложелательствуют, еще жив, однако же тот, кто зложелательствует, становится уже виновным в смерти его. повелевает, чтобы любили врага (), и, несмотря на то, просят Бога, чтобы Он убил врага. Итак, кто молится таким образом, тот самыми своими молитвами сражается против Создателя. Поэтому и об Иуде говорится: «и его да будет в грех» (). Потому что обращается в грех тогда, когда молятся о том, что запрещает Сам Тот, Кому молятся.

8. Поэтому говорит: «И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши» . (). Эту добродетель прощения мы покажем яснее, если приведем одно свидетельство из Ветхого Завета. Известно, что когда Иудея своими тяжкими преступлениями оскорбила Правосудие Своего Создателя, тогда Господь, удерживая Пророка Своего от молитвы, говорит: «ты же не проси за этот народ и не возноси за них молитвы и прошения, и не ходатайствуй предо Мною, ибо Я не услышу тебя» (). «И отвергну вас от лица Моего, как отверг всех братьев ваших, все семя Ефремово» (). Что значит, что по пропуске и оставлении стольких Отцов, выставляются в средину только Моисей и Самуил, коих дивная сила получать известна, когда говорится, что даже и они не могут быть посредниками? Господь ясно как бы так говорит: «Не слушаю даже тех, которых молитвы за великую заслугу их не презираю». Итак, что значит, что Моисей и Самуил по молитве предпочитаются прочим Отцам, если не то, что во всей последовательности Ветхого Завета об этих только двух повествуется, что они молились даже за врагов своих? – Первый подвергается опасности быть побитым от народа камнями () и однако же молится за своих побивателей камнями; другой отставляется от начальства, и однако же на просьбу о молитве отвечает, говоря: «и я также не допущу себе греха пред Господом, чтобы перестать молиться за вас, и буду наставлять вас на путь добрый и прямой» (). «И сказал мне Господь: хотя бы предстали пред лице Мое Моисей и Самуил, душа Моя не приклонится к народу сему; отгони их от лица Моего, пусть они отойдут» (). Ясно говорит он как бы так: «Я не выслушиваю молитвы за друзей даже тех, о которых знаю, что они по великой добродетели молились даже за врагов». Следовательно, сила истинной молитвы состоит в высокости любви. И каждый получает правильно просимое тогда, когда на молитве дух его не омрачается ненавистью к врагу. Но большей частью мы препобеждаем борющийся дух, если еще молимся за врагов. Уста изливают молитву за врага, но, о если бы и сердце вмещало любовь! Ибо часто мы и молитву воссылаем за врагов своих, но изливаем ее более по заповеди, нежели по любви. Ибо и о жизни врагов мы молимся, и однако же боимся, как бы нас не услышал (Бог). Но поскольку внутренний Судья судит более расположение, нежели слова, то за врага ничего не требует с того, кто не молится за него по любви.

9. Но вот враг согрешил против нас тяжко: нанес вред, оскорбил помогающих (нам), преследовал любящих. Это следовало бы затаить, если бы не должны были быть отпускаемы грехи против нас. Ибо Ходатай наш по нашему делу составил молитву, и Сам этот Ходатай есть Судья того же самого дела. А в молитву, которую составил, Он внес условие, говоря: «и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (). Итак, поскольку Судьею грядет Тот Самый, Кто был Ходатаем, то Он сам выслушивает молитву, которую составил. Следовательно, или мы, не исполняя, говорим: «оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим» , и говоря это, мы более связываем самих себя; или, быть может, это условие в молитве пропускаем, и Ходатай наш не узнает той молитвы, которую Он составил, и тотчас говорит Сам про Себя: «Я знаю, к чему я увещевал; это не та самая молитва, которую Я составил». Итак, братие, что нам должно делать, если не то, чтобы иметь свойство истинной любви к братьям? Никакой злобы не должно быть в сердце. Да обсуждает Всемогущий любовь нашу к ближнему, чтобы явить к нашим беззакониям Свое милосердие. Вспомните, к чему Он увещевает: «прощайте, и прощены будете» (). Вот нам должны, и мы должны. Итак, простим то, чем нам должны, для того, чтобы прощено было то, чем мы должны. Но этому противится разум: он и хочет исполнять слышимое, и однако же препирается.

Мы обстоим раку Мученика, о котором знаем, какою достиг он Царства Небесного. Если мы не полагаем за Христа тела, то, по крайней мере, препобедим душу. Этим жертвоприношением Бог умилостивляется, одобряет на суде любви Своей победу нашего мира. Ибо Он взирает на борение нашего сердца; и Тот, Кто после вознаграждает побеждающих, ныне помогает сражающимся через Господа нашего Иисуса Христа, Сына Своего, Который с Ним живет и царствует, в единении Св. Духа, Бог через все веки веков. Аминь.

"Нет больше той любви, как если кто

положит душу свою за други своя"

(Ин.15, 13)

День победы - праздник не только государственный и народный. Православная Церковь также относится к этому празднику с почтением и отмечает его. К людям, сражавшимся на войне, в полной мере можно отнести слова Спасителя: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя" (Ин.15, 13).

О том, что православная вера помогла нашему народу победить в великой войне, много писали и говорили. Приведем только конкретные факты удивительных совпадений.

Гитлеровские войска напали на СССР 22 июня 1941 года, когда Православная Церковь отмечала День всех святых, в земле Российской просиявших (это переходящий праздник, он зависит от празднования Пасхи и в 1941 году попал на 22 июня). Возможно вспомнив православную традицию, в день объявления войны Сталин обратился к народу не "товарищи", а "братья и сестры".

6 декабря 1941 года, в день памяти великого князя Александра Невского, фашистские войска отвернули от Москвы, это был первый переломный момент в войне.

12 июля 1942 года в день памяти святых апостолов Петра и Павла образовался Сталинградский фронт, Сталинградская битва оказалась переломным моментом в ходе войны.

12 июля 1943 года в день памяти святых апостолов Петра и Павла произошло крупнейшее танковое сражение под Прохоровкой, окончательно похоронившее гитлеровскую операцию «Цитадель» и началось контрнаступление советских войск на Курской дуге.

6 мая 1945 года, в день памяти Георгия Победоносца, правительство гросс-адмирала Карла Денница, преемника Гитлера, дало согласие на капитуляцию вермахта и объявило на весь мир о поражении Германии.

Первый образ, который встает перед глазами при словах "Великая Отечественная война" - это памятник в Берлинском Трептов парке. Наш солдат стоит сапогом на свастике, а на руках у него - ребенок, причем немецкий. Прекрасный образ. Немцы жестоко уничтожали наших детей, а для нас вражеских детей не было. Да, война чудовищна, она приносит горе и смерть. Но вспомните знаменитую песню-призыв: "Идет война народная, священная война". Защита своей Родины вплоть до смерти за нее всегда была священным, высоконравственным делом для нашего народа, сопряженным с максимальной жертвенностью. Мы никогда не забудем ни наших прославленных военноначальников, ни Бородино, ни Куликово поле, ни Полтаву, ни Курскую дугу, ни взятие Берлина. Это наша воинская слава. Думаю, Христос говорил и о воинском христианском подвиге тоже: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих" (Евангелия от Иоанна, 15:13).

Да, были предатели. Они встречаются всегда и везде. Но были и настоящие герои, такие, как Николай Гастелло или Александр Матросов. А ведь безнравственный человек никогда не закроет пулемет грудью. Почему? Потому что он трус. Ему легче предать, убежать. При этом он как раз успокаивает себя тем, что на войне невозможно сохранить незапятнанную совесть. Но как раз, только пройдя войну, можно остаться чистым человеком.

Не могу судить, правда ли, что "в окопах атеистов не бывает". Если люди и оставались атеистами во время Великой Отечественной, то немногие и недолго. Когда вокруг с бешеной скоростью летят пули, на сердце невольно просится: «Господи, помоги"…

Святая Церковь в эти праздничные, полные пасхальной радости майские дни, призывает молитвенно вспомнить всех, кто защищал свой народ и родную землю в годы Великой Отечественной войны. Кто положил свою жизнь за ближних своих, кто работал в тылу, кто претерпел беды оккупации, кто прошел сквозь ад концлагерей, кто поднимал страну после войны. Ветераны и дети войны, которые еще живы, являются для всех нас источником живой истории человеческих судеб, способных научить любви к Родине и донести до современников настоящую трагедию войны, которую иногда трудно разглядеть среди констатации исторических фактов на страницах учебников. Мы не должны забывать уроки Второй мировой войны.

«Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее» (Ин. 10, 17-18).

Какие удивительные, какие не слыханные миром слова: Он Сам отдал жизнь Свою за спасение мира. Он говорил, что никто не отнимал у Него жизни, но Сам отдал жизнь Свою. Вы, может быть, в недоумении: разве не отняли у Него жизнь первосвященники, фарисеи и книжники, добившиеся от Пилата осуждения Его на распятие, а Он говорит: «Я Сам отдал жизнь, никто не отнимал ее у Меня»,

Вспомните, что сказал Он в Гефсиманском саду, когда пришел Иуда предатель, когда хотели арестовать Его, когда пламенный Петр извлек меч, ударил раба первосвященникова и отсек ему ухо; вспомните, что сказал Он тогда: «Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» (Мф. 26, 53). Он мог это сделать: Он и Сам обладал Божественной властью. Он мог поразить врагов Своих, страшно поразить. Но Он этого не сделал. Он, как овца, ведомая на заколение, отдал Себя в руки врагов Своих. Он Сам, по Своей воле отдал жизнь Свою за спасение рода человеческого.

«Имею власть отдать ее, и власть имею снова принять ее». Ведь это сбылось: Он опять принял жизнь Свою, когда воскрес в третий день. Что же, эти удивительные слова не имеют ли некоторого отношения и к нам, христианам? Только ли Христос Сам добровольно отдал жизнь Свою, только ли Он имел власть принять ее? Нет, эту великую власть дал Он и нам, людям.

Знаете, что были многие тысячи мучеников Христовых, которые, подражая Ему, отдали жизнь свою за имя Его святое, добровольно шли на страдания, на такие пытки, какие измыслить мог только дьявольский мозг врагов Христовых. Они могли сохранить жизнь свою, и всё же отдавали ее. Только отрекись от Христа, принеси жертву идолам - и получишь всё; а они отдавали жизнь свою. И что же, разве не приняли они ее потом, как Сам Господь Иисус? Приняли, приняли: все они славят Бога у Престола Всевышнего, все радуются радостью неизреченной и вечной. Они, после того как отдали жизнь, приняли ее на веки веков, приняли навсегда. Видите: слова эти могут относиться и к нам, людям, к нам, христианам.

Но, вы скажете, давно прошли те времена, когда проливали кровь свою за Христа. А теперь как можем отдать жизнь свою за Христа?

Прежде всего, неверно мнение, что мученики Христовы были только в первые века христианства, когда римские императоры воздвигали жестокие гонения на христиан: неверно, ибо и во все последующие времена, и даже в недавнее время были новые мученики. В XVI столетии отдали жизнь свою за Него трое юношей: мученики Виленские Иоанн, Антоний и Евстафий. Были мученики, которые в средние века отдавали жизнь свою за Христа, будучи жестоко умерщвлены турками, мусульманами за то, что отказались отречься от веры во Христа и принять магометанство.

Возможно мученичество во все времена. Но отдать жизнь свою за Христа не значит только мученически пролить кровь свою: есть для всех нас та возможность, которой последовали великие святые. Есть возможность отдать жизнь свою за други своя. Господь положил душу Свою за грешное человечество, а нам всем заповедал достигнуть такой вершины любви, чтобы мы душу свою полагали за други своя. Положить душу свою не значит только отдать жизнь свою, как отдавали мученики. Положить душу свою не значит только умереть за ближних своих; положить душу свою - значит отречься от себя, отречься от своих стремлений к богатству, к наслаждениям, к чести и славе, отречься от всего того, чего требует плоть наша. Это значит целью своей жизни поставить служение ближним своим. Было много святых, которые душу свою положили за ближних.

В истории Церкви Русской приведен такой пример в лице св. Иулиании Муромской. Она жила в царствование Ивана Грозного и Бориса Годунова, была дочерью дворянина, служившего ключником при дворе Ивана Грозного. Она жила в двух верстах от церкви, ее не научили грамоте, редко отпускали в церковь, она жила в тереме. Она жила скучной теремной жизнью и непрерывно молилась, жила и творила дела милосердия. В ранней юности, в 16 лет, она была выдана замуж за благородного дворянина. Казалось, она могла бы наслаждаться богатством, высоким положением, могла бы перемениться, как часто переменяются к худшему люди, попавшие в такое положение. Но она осталась такой же благочестивой, всецело преданной делам милосердия. Она поставила себе задачу всемерно заботиться о бедных, нищих, убогих. По ночам она пряла, вязала, вышивала и изделия свои продавала, чтобы помогать несчастным.

Случилось так, что муж ее был отправлен по делам государственным в Астрахань, и в одиночестве она еще усерднее служила бедным и несчастным: всем помогала, всех кормила. Но вот умер ее муж, она осталась одна, и богатство ее пошатнулось; она расточила свое богатство на помощь бедным. Настал голод в области, где она жила, доброе сердце не терпело вида голодных, доброе сердце требовало, чтобы все страдающие получили помощь, и она продала имущество свое: всё раздала и себя раздела, всего лишилась и осталась нищей.

Жестокая моровая язва, повальная болезнь, страшно заразительная, от которой умирали люди тысячами, свирепствовала на Руси. В страхе и ужасе люди запирались в домах своих. Что же делает св. Иулиания? Она без всякого страха идет туда, где умирают несчастные, она им служит. Она не боится заразиться и готова жизнь свою отдать, служа несчастным умирающим. Господь ее сохранил, она продолжала жить в праведности и мире, скончалась святая Иулиания своей смертью. Вот пример того, как может каждый из нас отдать жизнь свою, чтобы опять принять ее.

Запомните же эти слова Христа: «Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь свою, чтобы снова принять ее». И всякий, кто последует за Христом и отдаст добровольно жизнь свою, будет возлюблен Отцом Небесным. Всякому, отдавшему жизнь свою за други своя, воздаст Он вечной радостью, радостью несказанной вовеки в Царствии Своем.

Сборник проповедей «Спешите идти за Христом»

«Я буду царствовать!»

Ничего не было занимательнее для путешественника последних столетий Римской империи, как посещение Египта. Точно в новом мире чувствовал себя здесь пришелец из других провинций . Подобно мумиям, хранились здесь остатки древнейшей в мире образованности, в сравнении с которой культуры древних греков и римлян представляются нам как бы вчерашними... Самая природа Египта производила глубокое впечатление. Величайшая в мире, могучая река с ее неведомыми истоками, ее правильный ежегодный разлив, превращавший Египет в большое озеро, со всеми благотворными последствиями этого разлива, – с «дарами Нила», оригинальная растительность Египта, невиданные животные – все это возбуждало величайший интерес. Возвращаясь на родину, в Рим или в Грецию, путешественники хотели как будто увековечить впечатление от всего виденного в Египте в изображениях из мозаики и фресок в своих домах. Смотря на эти изображения, они живо представляли себе, как на водах, обросших белыми цветами лотоса, плавают египетские болотные птицы, между высоким камышом и береговыми кустами скрывается гиппопотам, притаился крокодил, на берегу прокрадывается ихневмон , вьется змея, охорашивается ибис и приглаживает перья своим кривым носом, а там пальмы на тонких стеблях высоко раскинули над чащей свою пеструю крону... .

В Александрии поражала путников кипучая торгово-промышленная жизнь, со всем шумом разнообразных увеселений и крайней распущенностью нравов, но стоило только – сухим ли путем, на верблюде или на барке по Нилу – хотя на несколько часов расстояния проникнуть внутрь страны, как безмолвие и тишина охватывали путешественника, составляя резкую противоположность шуму, суете и давке большого города, его блеску и роскоши. Дух отдаленного прошлого, казалось, веял на его душу с высоты пирамид и обелисков... Дворцы фараонов тихо и незаметно обращались в развалины, песок засыпал, напевая как бы похоронную песнь, аллеи из сфинксов, колоссы, древние храмы с загадочными письменами... Только пирамиды мощно противостояли всеразрушающему времени: подобно горам высились они на возвышенной скалистой равнине к западу от Мемфиса. Тогда еще грабительская рука не коснулась этих вековечных памятников, еще целы были гранитные ступени, покрывавшие их сверху донизу, еще никто не нарушал беспробудного покоя «сынов солнца» в их саркофагах, в каменной груди пирамид .

Далее к югу, в Верхнем Египте, путников манили к себе стовратные Фивы. Там, на западном берегу Нила, среди молчаливых развалин они еще за четыре часа пути могли уже видеть два огромных колосса: лишь только всходило жаркое египетское солнце и оба колосса простирали по молчаливой пустыне свою чудовищную тень, в воздухе раздавалось таинственное, тихое, но ясно слышимое пение... То –не шум от легких ударов, то не звук надорвавшейся струны, не удары в медный кимвал, не протяжный звук человеческого голоса нарушали мертвенную тишину: это – колосс Мемнона, с тесно прижатыми к груди руками, оглашал молчаливую пустыню, как бы приветствуя солнце... Но можно ли перечислить все дива Древнего Египта – гробницы в горах среди ужасных пустынь, лабиринт, храмы, так ярко озаряемые полуденным солнцем, что не видно было ни малейшего признака тени, знаменитые колодцы, отражавшие в известный день в один и тот же час солнечный диск, золотивший всю поверхность до самых краев воды и так далее. Сотни надписей, сохранившихся до нашего времени, красноречиво говорят о том чарующем удивлении, которое испытывали путешественники в этой стране, и одна из них, на греческом языке, гласит: «Те, которые не видели этого, ничего не видели! Счастлив, кто видел это!»

Но с течением времени в Египет устремились путники другого рода, чем прежде. Не диковинки древнего Кеми, – Египет прославился изумительными подвигами, ознаменовавшими торжество духа над плотью, в лице Великих Антония и Пахомия, Макария, Аммона и многих других. Не забота о сохранении бренного праха по смерти, нет! Их окрыляло стремление очистить душу от всех страстей и тем достигнуть воистину бессмертной жизни в вечных обителях Отца Небесного. «Не столь светло небо, украшенное миллионами звезд, как пустыня Египетская, в которой всюду виднеются жилища иноков. Кто знает тот древний, богоборный, беснующийся Египет, – Египет, преклонявшийся пред животными, трепетавший пред луком в огороде, тот вполне уверует в дивную силу Христа, – говорит Златоуст. – Египетская пустыня лучше рая! Мы увидим там в образе человеческом лики ангелов, сонмы мучеников, собрание дев. Увидим, как мучительство сатаны низложено, и, вместо того, ярко сияет царство Христа. Увидим, что Египет, некогда матерь чародеев, изобретший все виды волшебства, теперь славится – Крестом!» .

В конце VI века появились в пышной столице Египта два знаменитых путешественника: строгий подвижник из Палестины блаженный Иоанн Мосх и его высокообразованный ученик и «верное чадо» Софроний, впоследствии патриарх Иерусалимский. Посетив все храмы и знаменитые обители в Александрии и ее окрестностях, они вознамерились проникнуть в местности, бывшие колыбелью и рассадником подвижничества. Горные хребты, образуя нильскую долину, представляют в своих каменистых скатах и ущельях удобные местности для отшельнической жизни, и там-то, вскоре после кончины Великого Антония, появились обители – к востоку от Нила до самого Чермного моря и древнего Синая, а к западу – до страшных пустынь ливийских. В ливийских горах, почти на равном расстоянии от Александрии и древней столицы Египта – Мемфиса, возвышается местность, известная, благодаря своей почве, под именем Нитрийской горы. Там-то находилась славная Нитрийская пустыня, «град Божий», прославленный именами Макария, Серапиона, Пафнутия, Памво, Пиора, Хрония... А в близлежащей местности – множество одиноких келий... Но самой дикой, ужасной пустыней считалась Скитская, лежащая ближе к Нилу. Чтобы добраться до этих местностей, нужно было преодолеть страшные трудности. Бурное озеро Мареотис, дикие звери, множество крокодилов, топкие болота, раскаленные пески, дикие хищники – вот что грозило на пути, но все это не останавливало наших путников. Посетив знаменитые местности, «собирая, подобно пчеле, полезное для душ, ищущих спасения», они пустились в отдаленную Фиваиду.

Мы знаем чувства туристов древнего мира при виде египетских достопримечательностей. С какими чувствами вступали на прославленную почву Египта путешественники, искавшие не удовлетворения своей любознательности, но высшего духовного назидания? Не мертвые камни с своими надписями,– живой голос Церкви говорит нам об этом.

«Радуйся, Египте верный! Радуйся, Ливия преподобная! Радуйся, Фиваида избранная! Радуйтесь, всякое место, град и страна, воспитавшие граждан Небесного Царствия, возродившие их в воздержании и болезнях и явившие их для Бога совершенными мужами желаний!»

«Мы прибыли в Фиваиду и в городе Антиное собрались у софиста Фимамона», – говорит Иоанн Мосх.

Город Антиноя, или Антинополь, лежал на восточном берегу Нила. Теперь Шех-Абаде указывает на место древнего города. Против Антиноя находился на другом берегу Нила Гермополь, теперь Ашмунейм. На восточном берегу Нила, в Аравийских горах, встречаем много пещер, бывших прежде каменоломнями и гробницами, а потом прославившихся чудесами подвижничества. То были знаменитые Фиваидские уединения. Начинаясь от теперешней Миэты, они тянулись далеко на юг... Но главной и последней целью благочестивого путешествия был отдаленный Оазис, в самых недрах страшной пустыни, лежавшей почти в 700 стадиях к западу от Нила.

Возможно ли дать понятие о тех ужасных лишениях, которым должны были подвергнуться наши путники, прежде чем достигнуть Оазиса? Подвижные пески, долгие каменистые хамады , жгучий зной, сопровождаемый резкими понижениями температуры ночью, яд горячего ветра, пыльные смерчи, небо без облаков и земля без тени, громадность пути – все это составляет тяжелые препятствия для перехода. Ввиду беспредельности пустыни, страшной, зловещей тишины и полного отсутствия жизни, человек чувствует себя потерянным, беспомощным, ничтожным. Все кругом него окрашено в какой-то зловещий, изжелта-серый, пыльный цвет, потому что ветер всюду заносит частицы пыли. После сильных песчаных бурь, когда кажется, будто ветер вылетает из раскаленной печи, – так он горяч и сух, – пыль долго висит в воздухе и небо делается красно-желтым, а солнце тусклым огненным шаром. Вечером темные утесы хамад горят, как раскаленные уголья, в лучах заходящего солнца. Ночью же небо Сахары расстилается над нею в несравненной красоте. В это время температура так понижается, что вместо страшной жары, мучившей днем путника, он испытывает холод, от которого должен кутаться в шерстяное одеяло. Караваны всего охотнее выступают с привала именно ночью, с восходом луны, если только не боятся сбиться с пути. В долгие часы такого странствия мрачная хамада вполне овладевает душой человека, покоряет его своею необъятностью, безмолвием, страшным отсутствием звука, мрачною тенью ночных громад и волшебством лунного освещения... Взятая в запас вода быстро исчезает, и начинаются страшные мучения от жажды. Сознание мутится, наступают галлюцинации. Истомленному путнику кажется, будто он заключен на дне ужасной пропасти, из которой тщетно старается выбраться. Он успокоится только тогда, когда наступит смерть, и его труп, возле которого вольный ветер пустыни насыпает песчаный холм, быстро превращается в сухую, черную мумию. «Весь день, в самый разгар зноя шли мы без отдыха по холмам, камням и песку, и за это время наш запас воды истощился, – пишет один новейший исследователь Сахары. – Мои люди были крайне изнурены... Верблюды наши тоже изнемогали... Высоко поднимался наш лютый враг – солнце. Страшная жажда стала нас мучить, рот и глотка потеряли последнюю влажность, и томление сделалось беспредельным... Я стал впадать в бессознательное состояние, в какой-то полусон, который, пожалуй, был бы приятным, если бы не жгучее чувство сухости во рту и глотке.

Вся моя молодость стала проходить передо мною, – все, что я любил, что мне было дорого. По временам я приходил в себя и с ужасом думал: неужели скоро конец? Неужели так рано я окончу жизнь мою? А солнце невыносимо жгло, и вся окрестность дрожала и словно летела кверху...» .

В Антиное, в гостях у Фимамона, наши путники отдохнули. Время прошло незаметно в оживленной, поучительной беседе. От Фимамона выслушали они чудную повесть о раскаянии страшного разбойника Давида. Но еще более интересовались они рассказами о дивном подвижнике Льве, жившем в Оазисе : они горели желанием увидать его лицом к лицу, беседовать с ним и получить от него духовную пользу.

Спустившись по Нилу, они вступили в ужасную пустыню... Что они испытали, каким опасностям подвергались, осталось неизвестным. Новейшие путешественники во всех подробностях день за днем рассказывают нам о своих путешествиях. Наши скромные путники не искали славы у людей. «В царствование императора и кесаря Тиберия прибыли мы в Оазис»–вот все, что мы знаем...

Наконец, показались признаки близости Оазиса. Измученные борьбой со всевозможными трудностями, наши путешественники с нетерпением вперяли свои потухающие, мутные взоры в показавшуюся на горизонте желанную полосу пальмовой рощи. «С радостью, для которой нет сравнения, – говорит тот же путешественник, – путник следит, как понемногу эта полоска растет и как определяются ее подробности. Вот уже можно различить изящные вершины, которые тихо колеблются на высоких, стройных стволах, будто приветствуют издали бредущего к ним путника. Он любуется чарующим изяществом каждой группы пальм и уже соображает, где будет стоять шатер его, где насладится он тенью, влагой и красотою оаза. Ему еще не видна людская жизнь: все его чувства поглощены радостью созерцания прелестной царицы оазов. Что оаз без пальмы? Только пальма защищает и спасает его от смерти, которой обречено все в пустыне» .

Вот и самый Оазис... В самом значительном населенном месте, называемом также Оазисом, стояли еще развалины древнего языческого храма времен Дария Гистаспа, было много и других зданий эпохи Птолемеев и Цезарей. Вся обитаемая полоса земли простиралась на 20 миль в длину и в средине – на 2/3 мили.

Чудное впечатление производит оазис на путника, изведавшего ужасы пустыни! Под тенью высоких и стройных финиковых пальм виднеются группы абрикосовых и персиковых деревьев, гранатник с его огненно-красными цветами, апельсиновое дерево и другие. Виноградная лоза обвивает стволы пальм и зеленеющими гирляндами перекидывается с одного дерева на другое. Среди зелени виднеются скромные жилища обитателей оаза, глиняные мазанки, впрочем ютящиеся более по краям, чтобы не пропадал даром ни один уголок благословенной почвы. В оазе с успехом возделывают рис, пшеницу, ячмень, дурру , хлопок, фруктовые деревья, но все же царицей оаза остается пальма. «Трудно вообразить, – говорит путешественник, – сколько драгоценнейших свойств и незаменимой помощи находит для себя человек в этом чудесном дереве среди бедного мира пустыни. Финиковая пальма – счастье человека, надежда и радость путника, лучший дар неба для сынов Сахары...»

Густые чащи пальм образовались там, где в глубине оаза струятся ключи чистой воды, охраняемой от солнца благодетельным покровом вечно свежей зелени.

Со времени Псамметиха в Оазисе жила греческая колония с острова Самоса. Во времена империи этот отдаленный уголок земли, на самом краю цивилизованного мира, служил ссылкой. В Оазисе с ужасом рассказывали еще в VI веке о судьбе закоренелого в своем злочестии старика Нестория, о том, как он был захвачен в плен дикарями пустыни, как злая неволя не сокрушила его гордой души и как, наконец, страшная кара Божия поразила его в назидание грядущим родам.

Вокруг Оазиса носились свирепые сыны пустыни из племени берберов. Арабы назвали их туарегами, что значит «покинутые». Покинутые Богом и людьми – какое страшное имя! Сами они, впрочем, охотнее зовут себя имошар или Masirh – мазиками. У них сохранились в неприкосновенности обычаи незапамятной старины, но – что говорить об их обычаях, когда одно слово всецело определяет туарега – разбойник и убийца! Так же, как во времена Мосха, так же, как в незапамятную старину, так и теперь поют они кровожадную песнь про самих себя:

Рано утром выступят они

и к вечеру будут на месте,

и нападут внезапно на тебя,

когда ты лежишь уже сонный в постели.

Что может быть лучше –

ударишь на богатого,

на того, кто стоит

посредине лежащего кругом него стада,

кто сладко покоится на коврах,

под шерстяными одеялами,

чей желудок наполнен зерном,

сваренным с мясом,

кто упитан растопленным маслом

и теплым молоком верблюда!

Приятно вонзить в его холеное тело

острое, как игла, копье.

И слушать его крики,

пока душа не покинет его...

Но голодные, оборванные, хотя и сильные телом хищники нападали не на одних богатых: отрешившиеся от всего мирского подвижники Оазиса также жили постоянно под страхом варварского нашествия. Да, в Оазисе мог жить только тот, кто, как великий Иларион, мог сказать о себе: «Когда ничего нет – нечего бояться! Смерти же не боюсь, потому что готов умереть! ».

Собравшись с силами после трудного путешествия, блаженный Иоанн Мосх и Софроний вступили в мир безмолвия и дивных подвигов, лишь одному Богу ведомых, в мир святых отшельников. О, как желали бы мы перенестись в то отдаленное время и насладиться беседами дивных мужей, уже отрешившихся даже видимым образом от мира и в своем стремлении к Богу и вечности удалившихся на самую грань земного бытия! И вот наши путники видят наконец того, для лицезрения которого не побоялись ужасов пустыни, – великого подвижника Льва. Много удивительного слышали они о нем! Но то, что сами испытали, превзошло их ожидания! «Мы очень хорошо узнали этого святого мужа! – радостно восклицал Мосх. – Много душевной пользы получили, изумляясь его глубокому смирению, полному бескорыстию, его безмолвию и бесконечной любви, озарявшей все его существо».

Однако многое в речах дивного старца было загадочно и непонятно. Так, например, он часто повторял:

– Поверьте, чада, я буду царствовать!

– Что ты говоришь, авва? Это невозможно...

– Вот увидите: я буду царствовать!

– Да ведь теперь на троне – достойный и благородный Тиберий... Оазис среди пустыни, где ты обитаешь, и – столица империи... Да если бы ты и не здесь подвизался, если бы ты был в миру и служил в войске – припомни, царствовал ли кто из Каппадокии?

– Что ни говорите – я буду царствовать!

– Великий авва, мы возрадовались радостью детей, увидавших отца, когда пришли к тебе... Но, прости нас, ты напрасно питаешь такие мысли...

И ничем не могли разубедить его.

Тем не менее мы не могли не отдаваться всей душой неотразимому влечению, которое, подобно магниту, устремляло наши сердца к дивному старцу. Говорил ли он – его слово шло прямо в душу и там властно создавало соответственные чувства и расположения. Молчал ли он – точно теплота веяла от него, все согревавшая, возбуждавшая все силы души на всякий подвиг... Не это ли признак царственности? – думали мы.

Однако, как ни отрадно и ни благотворно было пребывание на Оазисе для наших путников, они должны были оставить его. Трогательно простившись со всеми, они со слезами облобызали великого старца.

– Так вспомните, чада, мое слово: я скоро буду царствовать! – сказал им авва Лев на прощание, и лицо его вдруг стало как бы огненным .

С не меньшими трудностями наши путники вернулись в Антинополь. Отдохнув здесь после тяжкого перехода, во время которого едва избежали смерти от нападения варваров, не раз показывавшихся в пустыне, они уже готовились подняться по Нилу до Александрии, как были поражены и глубоко огорчены вестями из Оазиса... Вот что произошло на другой день после их удаления. Лишь только закатилось жаркое солнце Сахары, и над безмолвной пустыней загорелись яркие звезды чудного африканского неба, и отшельники удалились в свои уединенные келии для возношения теплых молитв к Престолу Всевышнего, как вдруг тишина ночи была нарушена потрясающими воплями ужаса. Огромное зарево загорелось в пустыне. То было знаком появления страшных мазиков, этих бичей пустыни... К утру трудно было узнать так еще недавно цветущий оазис. Порублены были стройные пальмы, потоптаны прекрасно возделанные нивы... Там и сям валялись убитые и истерзанные... Множество народу было захвачено в плен и отведено в глубину пустыни. Только укрепленное поселение уцелело: стоявший там отряд войска отразил хищников. Не пощадили варвары и смиренных отшельников, захватив в числе других авву Иоанна, бывшего чтеца великой Константинопольской церкви, посетившего, подобно Мосху и Софронию, отдаленный оазис не столько по собственному желанию, сколько по поручению начальства, но оставшегося здесь навсегда, авву Феодора и авву Евстафия Римлянина. Однако дивному Льву удалось избежать опасности: ему пришлось этот вечер пробыть в городе, куда он прибыл для продажи своих изделий. На другой день он явился ангелом-утешителем пострадавших, если только можно утешить безутешных, потерявших то, что всего дороже на земле человеку, отцов и матерей, лишившихся опоры своей старости, осиротелых детей, вдов и так далее.

Но более всего любвеобильное сердце аввы сокрушалось о печальной участи старцев-иноков Иоанна, Евстафия и Феодора. Все трое были очень немощны.

Около полудня в Оазисе явился один из варваров, ведя за собою пленного авву Иоанна.

У него были богатые родственники в Константинополе.

– Отведите меня в город, – говорил он варварам. – Епископ заплатит вам за меня двадцать четыре номисмы .

Явившись к епископу Оазиса, авва Иоанн просил заплатить за него обещанный выкуп. Из Константинополя, по его просьбе, он получит сумму денег, необходимую для уплаты долга.

Бедный авва! Он едва держался на ногах. Одежды его были изорваны. Слезы ручьем текли по его щекам. Его вид возбуждал общую жалость. Все плакали, смотря на него.

К несчастию, епископ не мог найти более восьми номисм, которые и были предложены варвару. Но тот не согласился на это:

– Отдайте мне все двадцать четыре номисмы или инока! В противном случае все пленные на виду у вас будут замучены...

Денег не было. Пришлось со слезами, с рыданиями отдать авву Иоанна варвару, который, с железною цепью на шее, повел пленника в свой стан в пустыне...

Прошло три дня. Авва Лев, взяв восемь номисм, один удалился в пустыню и, явившись в стан варваров, обратился к ним с таким предложением:

– Возьмите восемь номисм и меня и отпустите иноков. Вы видите – все они слабы, больны. Кто их купит у вас? Могут ли они работать? Ведь все равно вам придется умертвить их. Но я – здоров, могу много работать...

Варвары согласились на очевидно выгодную замену. Со слезами обняв своего освободителя, три инока возвратились в Оазис. Авва Лев остался в плену, радуясь и благодаря Бога. Но недолго пришлось и ему пробыть у варваров. Он так истомился после первого же перехода по страшной пустыне, что не мог стоять на ногах. Мазики обезглавили его и бросили тело в пустыне...

«Так – авва Лев поступил по Писанию, – замечает блаженный Иоанн Моcх. – Болши сея любве никто же имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15, 13). Тогда-то и мы поняли смысл его слов: "Я буду царствовать!"

Он подлинно достиг царственной высоты, положив душу свою за други своя!»

(Память Павлина епископа, иже изда все имение свое в милостыню, и по следи сам ся на продание вдаде поганым)

Венец любви к ближним есть полагать за них душу свою. Больше сея любве, говорит Спаситель, никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Иоан. 15, 18). Что же значит полагать душу свою за други своя? То, чтобы в случае нужды быть готову на всякие подвиги самоотвержения. Жизнь потребуется – жизнь отдай; свобода – свободу, имущество – и имущества лишись. Одним словом, будь готов жертвовать им всем, не исключая и самого себя. Вас, братие, удивляет это? Не удивляйтесь. Ныне, правда, может быть, не найдется таких людей, но прежде бывали. И вот смотрите, до чего иногда простиралась к ближним любовь их.

Св. Павлин, епископ Ноланский, на искупление своих соотечественников из плена у Вандалов роздал все свое имение и остался без всего решительно. В это время является к нему одна вдова и просит, чтобы он дал ей денег на выкуп из плена сына ее. Угодник Божий обыскал все углы своей келлии, думая найти что-нибудь, но не нашел ничего. Выйдя к просительнице, он сказал: «Поверь, что дать тебе на выкуп сына твоего мне нечего, кроме самого себя. И потому, если хочешь, меня, как раба, за сына продай, а его возврати». Вдова приняла было слова епископа за насмешку, но он убедил ее в искренности их, и оба пошли во Фракию к зятю царя Вандальского, князю, у которого сын вдовы был в плену. Встретивши князя, скорбная мать сначала, не упоминая о Павлине, пала к ногам его и стала просить, чтобы он сжалился и отпустил единственного сына ее. Но когда слезы и мольбы не помогли, она указала на святого и стала просить князя, чтобы он обменял на Павлина сына ее. Благообразное лице святителя понравилось князю, и он спросил Павлина: «Знаешь ли какое-нибудь ремесло?» «Не знаю, – был ответ, – и могу только возделывать огород». Тогда зять царский оставил его у себя, а сына вдове возвратил. И вот Архиeрей Божий огородником сделался: выращивал овощи, подавал их к столу господина своего и в такой службе долгое время пребыл. Зять царский весьма любил его и часто с ним беседовал. Однажды во время беседы святитель сказал ему: «Я слышал, что ты в путь собираешься. Не ходи; ибо в настоящее время тебе надобно не о путешествии заботиться, а о том, чтобы удержать за собою престол царский. Знай, что царь скоро внезапно умрет, и тогда, если не будет тебя здесь, не ты, а другой сделается царем». Слова эти поразили зятя царского, и он передал их царю. Выслушавши их, последний сказал: «Я хочу видеть того, кто тебе говорил это». Князь отвечал: «Я сегодня во время обеда пришлю его к тебе». И затем лично повелел Павлину принести овощи к столу царскому. Павлин явился. Царь, увидавши его, ужаснулся. Призвав к себе зятя, он сказал: «Что тебе сказал про меня раб твой, то истина. Знай, что я сегодня во сне увидел суд над собою, и на этом суде, где были и все вельможи мои, выше всех сидел сей. Суд же надо мной кончился тем, что у меня отнята была царская власть моя. Спроси его: кто он? Я не думаю, чтобы он был из простого звания; ибо я видел его облеченным в высокий сан». Тогда князь, отозвавши Павлина в уединенное место, стал заклинать его, чтобы он открыл ему свое звание. Павлин сначала уклонялся от ответа, но, наконец, открыл, что он – Епископ. Со страхом и с великим смирением князь после сего поклонился ему и предложил просить у него, чего хочет. Павлин испросил свободу всем пленникам своего города и с ними с торжеством и радостью возвратился домой. Не следует умолчать, что пророчество его о смерти царя вскоре сбылось.

Так вот что значит, братие, душу свою за други своя полагать! Тяжел, конечно, и едва выносим подобный подвиг, но зато и награда за него велика. Такая самоотверженная любовь имеет великую цену в очах Божьих. Милость хвалится на судe (Иак. 2, 13); она покрывает множество грехов (1Петр. 4, 8); и, наконец, уготовляет милостивым место там, где и Сам Господь будет (Иоан. 12, 26). Аминь.

Пролог в поучениях на каждый день года . Составил протоиерей Виктор Гурьев. Свято-Успенская Почаевская Лавра 2007г.,стр.286-287