Кто автор повесть временных лет. "повесть временных лет" как исторический источник

Вот свидетельства прошедших годов о том, когда впервые упоминается и от чего происходит название «Русская земля» и кто раньше начинает княжить в Киеве, — об этом поведём рассказ.

О славянах

После потопа и смерти Ноя три его сына делят между собой Землю и договариваются не преступать во владения друг друга. Бросают жребий. Иафету достаются северные и западные страны. Но человечество на Земле ещё едино и на поле около Вавилона больше 40 лет строит столп до небес. Однако Бог недоволен, он сильным ветром рушит недоконченный столп и рассеивает людей по Земле, разделяя их на 72 народа. От одного из них и происходят славяне, которые живут во владениях уже потомков Иафета. Потом славяне приходят на Дунай, а оттуда расходятся по землям. Славяне мирно оседают по Днепру и получают названия: одни — полян, потому что живут в поле, другие — деревлян, потому что сидят в лесах. Поляне сравнительно с другими племенами кротки и тихи, они стыдливы перед своими снохами, сёстрами, матерями и свекровями, а, например, деревляне живут скотски: убивают друг друга, едят всякую нечистоту, не знают брака, но, набросившись, умыкают девиц.

О путешествии апостола Андрея

Святой апостол Андрей, учащий христианской вере народы по побережью Чёрного моря, приходит в Крым и узнает о Днепре, что недалеко его устье, и плывёт вверх по Днепру. На ночлег он останавливается под пустынными холмами на берегу, а утром взирает на них и обращается к окружающим его ученикам: «Видите холмы сии?» И прорицает: «На этих холмах воссияет благодать Божья — возникнет великий город и будет воздвигнуто много церквей». И апостол, устраивая целую церемонию, восходит на холмы, благословляет их, ставит крест и молится Богу. На этом месте позднее, действительно, появится Киев.

Апостол Андрей возвращается в Рим и рассказывает римлянам, что в земле словен, где потом построят Новгород, ежедневно происходит нечто странное: стоят строения деревянные, а не каменные, но словены накаляют их огнём, не боясь пожара, стаскивают с себя одежду и предстают совсем голыми, не заботясь о приличиях, обливаются квасом, притом квасом из белены (одурманивающим), начинают полосовать себя гибкими ветками и до того себя добивают, что вылезают еле живы, а вдобавок окатывают себя ледяной водой — и вдруг оживают. Слыша это, римляне изумляются, зачем словены сами себя мучат. И Андрей, знающий, что так словены «хвощутся», разъясняет загадку недогадливым римлянам: «Это же омовенье, а не мученье».

О Кие

В земле полян обитают три брата, каждый со своим семейством сидит на своём приднепровском холме. Первого брата зовут Кий, второго — Щёк, третьего — Хорив. Братья создают город, называют его Киев по имени старшего брата и живут в нем. А около города стоит лес, в котором поляне ловят зверей. Кий едет в Царьград, где византийскии царь оказывает ему великую честь. Из Царьграда Кий приходит к Дунаю, ему нравится одно место, где он строит маленький городок по прозванью Киевец. Но осесть там ему не дают местные жители. Кий возвращается в свой законный Киев, где достойно завершает свою жизнь. Щёк и Хорив тоже тут умирают.

О хазарах

После смерти братьев натыкается на полян хазарский отряд и требует: «Платите нам дань». Поляне советуются и дают от каждой избы по мечу. Хазарские воины приносят это к своему князю и старейшинам и хвалятся: «Вот, собрали какую-то новую дань». Старейшины спрашивают: «Откуда?» Воины, очевидно, не зная, как зовут племя, давшее им дань, отвечают только: «Собрали в лесу, на холмах, над рекой Днепр». Старейшины спрашивают: «Что же это вам дали?» Воины, не зная и названия принесённых вещей, молча показывают мечи. Но опытные старейшины, догадавшись о значении загадочной дани, предсказывают князю: «Зловещая дань, о князь. Мы ее заполучили саблями, оружием, острым с одной стороны, а у этих данников — мечи, оружие обоюдоострое. Они-то и станут брать дань с нас». Это предсказание сбудется, русские князья завладеют хазарами.

О названии «Русская земля». 852−862 гг.

Вот где впервые начинает употребляться название «Русская земля»: тогдашняя византийская летопись упоминает о походе некоей руси на Царьград. Но земля ещё разделена: варяги берут дань с северных племён, в том числе с новгородских словен, а хазары берут дань с южных племён, в том числе с полян.

Северные племена изгоняют варягов за Балтийское море, перестают давать им дань и пытаются управлять собой сами, но не имеют общего свода законов и оттого втягиваются в междоусобицы, ведут войну на самоуничтожение. Наконец они договариваются между собой: «Поищем себе единого князя, но вне нас, чтобы он управлял нами, а судил бы, исходя из права». Эстонская чудь, новгородские словены, славяне-кривичи и угро-финская весь посылают своих представителей за море к другим варягам, племя которых зовётся «русь». Это такое же обычное название, как и названия других народностей — «шведы», «норманны», «англичане». А предлагают руси перечисленные четыре племени следующее: «Наша земля велика пространством и богата хлебом, но в ней нет государственного устроения. Идите к нам княжить и управлять». Берутся за дело три брата со своими семействами, забирают с собой всю русь и прибывают (на новое место): старший из братьев — Рюрик — садится княжить в Новгороде (у словен), второй брат — Синеус — в Белозерске (у веси), а третий брат — Трувор — в Изборске (у кривичей). Через два года Синеус и Трувор умирают, всю власть сосредоточивает Рюрик, который раздаёт города в управление своим варягам-руси. От всех тех варягов-руси и возникает название (новому государству) — «Русская земля».

О судьбе Аскольда и Дира. 862−882 гг.

У Рюрика служат два боярина — Аскольд и Дир. Они вовсе не родственники Рюрику, поэтому они отпрашиваются у него (на службу) в Царьград вместе со своими семействами. Плывут они по Днепру и видят городок на холме: «Чей это городок?» Жители им отвечают: «Жили три брата — Кий, Щёк, Хорив, — которые построили этот городок, да померли. А мы сидим здесь без правителя, платим дань родичам братьев — хазарам». Тут Аскольд и Дир решают остаться в Киеве, набирают много варягов и начинают править землёй полян. А Рюрик княжит в Новгороде.

Аскольд и Дир идут войной на Византию, двести их кораблей осаждают Царьград. Стоит тихая погода, и море спокойно. Византийский царь с патриархом молятся об избавлении от безбожной руси и с пением обмакивают в море ризу святой Богородицы. И вдруг поднимаются буря, ветер, встают огромные волны. Русские корабли сметает, приносит к берегу и разбивает. Мало кому из руси удаётся спастись и вернуться домой.

Между тем умирает Рюрик. У Рюрика есть сын Игорь, но он ещё совсем маленький. Поэтому перед смертью Рюрик передаёт княжение своему родственнику Олегу. Олег с большим войском, в которое входят варяги, чудь, словены, весь, кривичи, захватывает один за другим южные города. Он подходит к Киеву, узнает о том, что Аскольд и Дир незаконно княжат. И прячет своих воинов в ладьях, подплывает к пристани с Игорем на руках и посылает к Аскольду и Диру приглашение: «Я купец. Плывём в Византию, а подчиняемся Олегу и княжичу Игорю. Придите к нам, своим родственникам». (Аскольд и Дир обязаны посетить прибывшего Игоря, потому что по закону они продолжают подчиняться Рюрику и, следовательно, его сыну Игорю; да и Олег прельщает их, называя их своими младшими родственниками; кроме того, интересно посмотреть, какие товары везёт купец.) Аскольд и Дир приходят к ладье. Тут из ладьи выскакивают спрятанные воины. Выносят Игоря. Начинается суд. Олег изобличает Аскольда и Дира: «Вы — не князья, даже не из княжеского рода, А я — княжеского рода. А вот сын Рюрика». И Аскольда и Дира убивают (как самозванцев).

О деятельности Олега. 882−912 гг.

Олег остаётся княжить в Киеве и провозглашает: «Киев будет матерью русским городам». Олег, действительно, строит новые города. Кроме того, он покоряет много племён, в том числе деревлян, и берет с них дань.

С невиданно большим войском — одних кораблей две тысячи — Олег идёт на Византию и приходит к Царьграду. Греки закрывают цепями вход в залив, у которого расположен Царьград. Но хитроумный Олег велит своим воинам сделать колеса и на них поставить корабли. Дует попутный ветер на Царьград. Воины подымают паруса в поле и мчатся к городу. Греки видят, и устрашаются, и просят Олега: «Не губи город, дадим дань, какую хочешь». И в знак покорности греки выносят ему угощение — яства и вино. Однако Олег не принимает угощения: оказывается, в него подмешана отрава. Греки совсем испуганы: «Это не Олег, а неуязвимый святой, его на нас наслал сам Бог». И греки молят Олега заключить мир: «Дадим все, что хочешь». Олег устанавливает грекам дать дань всем воинам на двух тысячах его кораблей — по двенадцать гривен на человека, а на корабле по сорок воинов — и ещё дань для крупных городов Руси. В ознаменование победы Олег вешает свой щит на воротах Царьграда и возвращается в Киев, везя золото, шелка, фрукты, вина и всяческие украшения.

Люди зовут Олега «вещим». Но вот на небе появляется зловещее знамение — звезда в виде копья. Олег, живущий теперь в мире со всеми странами, вспоминает своего любимого боевого коня. На этого коня он давно уже не садится. За пять лет до похода на Царьград Олег расспрашивал волхвов и кудесников: «От чего мне предстоит умереть?» И один из кудесников сказал ему: «Умереть тебе от коня, которого ты любишь и на котором ездишь» (то есть от всякого такого коня, притом не только живого, но и мёртвого, и не только целого, но и от части его). Олег же лишь умом, а не сердцем понял сказанное: «Никогда больше не сяду на своего коня и даже видеть его не буду», — велел коня кормить, но к нему не водить. И вот теперь Олег вызывает старейшего из конюхов и спрашивает: «А где мой конь, которого я отослал кормить и охранять?» Конюх отвечает: «Умер>. Олег начинает насмехаться и оскорблять кудесников: «А ведь неверно предсказывают волхвы, все-то у них ложь, — конь умер, а я жив». И приезжает на место, где лежат кости и пустой череп любимого коня, спешивается и насмешливо произносит: «И от этого черепа мне грозила смерть?» И попирает ногою череп. И вдруг высовывается змея из черепа и уязвляет его в ногу. Ог этого Олег заболевает и умирает. Волхвованье сбывается.

О смерти Игоря. 913−945 гг.

После смерти Олега наконец начинает княжить неудачливый Игорь, который хотя уже и стал взрослым, но ходил в подчинении у Олега.

Как только умирает Олег, деревляне затворяются от Игоря. Игорь идёт на деревлян и налагает на них дань больше Олеговой.

Затем Игорь идёт походом на Царьград, имея десять тысяч кораблей. Однако греки со своих ладей через особые трубы принимаются метать горящий состав на русские ладьи. Русские от пламени пожаров прыгают в море, пытаясь уплыть. Спасшиеся возвращаются домой и повествуют о страшном чуде: «У греков есть что-то вроде молнии с небес, ее они пускают и сжигают нас».

Игорь долго собирает новое войско, не брезгуя даже печенегами, и снова идёт на Византию, желая отомстить за свой позор. Его корабли прямо-таки покрывают море. Византийский царь посылает к Игорю знатнейших своих бояр: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег. Ещё и прибавлю к той дани». Игорь, доплыв ещё всего лишь до Дуная, созывает дружину и начинает советоваться. Опасливая дружина заявляет: «А чего нам больше нужно — сражаться не будем, а золото, серебро и шелка получим. Кто его знает, кто одолеет — мы ли, они ли. Что, кто-то с морем договорится? Ведь не по земле проходим, а над глубиной морской, — общая смерть всем». Игорь идёт на поводу у дружины, берет у греков золото и шелка на всех воинов, поворачивает назад и возвращается в Киев.

Но жадная дружина Игоря досаждает князю: «Слуги даже твоего воеводы разоделись, а мы, княжеская дружина, голые. Пойди-ка, князь, с нами за данью. И ты добудешь, и мы». И снова Игорь идёт на поводу у дружины, отправляется за данью к деревлянам, притом произвольно увеличивает дань, а дружина творит и иное насилие деревлянам. С собранной данью Игорь направляется было к Киеву, но после некоторого размышления, желая большего, чем ему удалось собрать для себя, обращается к дружине: «Вы со своей данью возвращайтесь домой, а я вернусь к деревлянам, пособираю себе ещё». И с малым остатком дружины поворачивает назад. Деревляне узнают об этом и совещаются с Малом, своим князем: «Раз повадился волк к овцам, то вырежет все стадо, если не убить его. Так и этот: если не убьём его, то всех нас погубит». И посылают к Игорю: «Это ты зачем идёшь опять? Ведь взял всю дань». Но их-то как раз не слушается Игорь. Тогда, собравшись, деревляне выходят из города Искоростеня и легко убивают Игоря и его дружину — люди Мала с малым числом людей имеют дело. И погребают Игоря где-то под Искоростенем.

О мести Ольги. 945−946 гг.

Ещё при жизни Олега Игорю привезли жену из Пскова, по имени Ольга. После убийства Игоря Ольга остаётся одна в Киеве с малышом своим Святославом. Деревляне строят планы: «Раз убили русского князя, то его жену Ольгу выдадим замуж за нашего князя Мала, а со Святославом поступим, как нам захочется». И посылают деревляне ладью с двадцатью своими знатными людьми к Ольге, и те приплывают к Киеву. Ольге сообщают о том, что неожиданно прибыли деревляне. Умная Ольга принимает деревлян в каменном тереме: «Добро пожаловать, гости». Деревляне невежливо отвечают: «Да уж, пожаловали, княгиня». Ольга продолжает церемонию приёма послов: «Скажите, зачем пришли сюда?» Деревляне грубо выкладывают: «Послала нас независимая Деревлянская земля, постановив следующее. Мрка твоего мы убили, потому что твой муж, как голодный волк, все хапал и грабил. Наши же князья богаты, они сделали зажиточной Деревлянскую землю. Так что идти тебе за нашего князя Мала». Ольга отвечает: «Уж так нравится мне, как вы говорите. Мужа моего не воскресить. Потому особенные почести вам я воздам с утра в присутствии моих людей. Сейчас вы идите и для грядущего величания лягте в своей ладье. Утром я пришлю людей за вами, а вы скажите: «Не поедем на конях, не поедем на возах, не пойдём пешком, но понесите нас в ладье». И отпускает Ольга деревлян лечь в ладью (таким образом становящуюся для них похоронной ладьёй), велит выкопать огромную и отвесную могильную яму на дворе перед теремом. Утром Ольга, сидя в тереме, посылает за этими гостями. Приходят к деревлянам киевляне: «Зовёт вас Ольга, дабы оказать вам самую великую честь». Деревляне говорят: «Не поедем на конях, не поедем на возах, не пойдём пешком, но понесите нас в ладье». И киевляне несут их в ладье, деревляне гордо сидят, подбоченившиеся и нарядные. Приносят их к Ольге на двор и вместе с ладьёю сбрасывают в яму. Ольга приникает к яме и осведомляется: «Достойная ли вам оказана честь?» Деревляне только теперь догадываются: «Наша смерть позорнее Игоревой смерти». И Ольга повелевает засыпать их живыми. И их засыпают.

Теперь же Ольга шлёт требование к деревлянам: «Если вы меня просите соответственно брачным правилам, то пришлите самых знатных людей, чтобы я с великой честью шла замуж за вашего князя. Иначе меня не пустят киевляне». Деревляне избирают самых знатных людей, которые правят Деревлянской землёй, и посылают за Ольгой. Сваты являются, и Ольга по гостевому обычаю сначала посылает их в баньку (снова с мстительной двусмысленностью), предлагая им: «Обмойтесь и явитесь передо мной». Нагревают баню, деревляне влезают в неё и, как только они начинают обмывать себя (как мертвецов), баню запирают. Ольга велит поджечь ее, прежде всего от дверей, и деревляне сгорают все (ведь мертвецов, по обычаю, сжигали).

Ольга извещает деревлян: «Уже отправляюсь к вам. Приготовьте много хмельных медов в городе, гды вы убили моего мужа (Ольга не хочет произносить название ненавистного ей города). Я должна сотворить плач над его могилой и тризну по своему мужу». Свозят деревляне много мёда и варят. Ольга с малой дружиной, как положено невесте, налегке, приходит на могилу, совершает оплакивание своего мужа, велит своим людям насыпать высокую могильную насыпь и, в точности следуя обычаям, лишь после того как заканчивают насыпать, распоряжается творить тризну. Садятся деревляне пить. Ольга велит своим слугам ухаживать за деревлянами. Спрашивают деревляне: «А где наша дружина, которую посылали за тобой?» Ольга двусмысленно отвечает: «Идут сзади меня с дружиною моего мужа» (второй смысл: «Следуют без меня с дружиною моего мужа», то есть и те и другие убиты). Когда перепиваются деревляне, Ольга велит своим слугам пить за деревлян (поминать их как мёртвых и тем завершить тризну). Ольга удаляется, повелев своей дружине сечь деревлян (игрище, завершающее тризну). Иссечены пять тысяч деревлян.

Ольга возвращается в Киев, собирает много воинов, идёт на Деревлянскую землю и побеждает деревлян, выступивших против неё. Оставшиеся деревляне затворяются в Искоростене, и целое лето Ольга не может взять город. Тогда она начинает уговаривать защитников города: «До чего досидитесь? Все ваши города сдались мне, дают дань, возделывают свои земли и нивы. А вы умрёте от голода, не давая дани». Деревляне признаются: «Рады бы давать только дань, но ведь ты будешь ещё мстить за своего мужа». Ольга коварно заверяет: «Я уже отомстила за позор своего мужа и уже не буду мстить. Дань с вас я возьму помалу (дань возьму по князю Малу, то есть лишу независимости). Сейчас у вас нет ни меду, ни меха, оттого прошу у вас мало (не дам вам выйти из города за мёдом и мехами, но прошу у вас князя Мала). Дайте мне от каждого двора по три голубя да по три воробья, я не возложу на вас тяжкую дань, как мой муж, потому прошу у вас мало (князя Мала). Вы изнемогли в осаде, отчего и прошу у вас мало (князя Мала). Замирюсь с вами и пойду» (то ли назад в Киев, то ли снова на деревлян). Деревляне радуются, собирают от двора по три голубя и по три воробья и посылают к Ольге. Ольга успокаивает деревлян, прибывших к ней с подарком: «Вот вы уже и покорились мне. Идите-ка в город. Утром я отступлю от города (Искоростеня) и пойду в город (то ли в Киев, то ли в Искоростень)». Деревляне радостно возвращаются в город, сообщают людям слова Ольги, как они их поняли, и те радуются. Ольга же раздаёт каждому из воинов по голубю или по воробью, велит к каждому голубю или воробью привязывать трут, обёртывать его маленьким платком и заматывать ниткой. Когда начинает смеркаться, расчётливая Ольга велит воинам пустить голубей и воробьёв с подожжёнными трутами. Голуби и воробьи летят в свои городские гнезда, голуби — в голубятни, воробьи — под стрехи. Оттого загораются голубятни, клети, сараи, сеновалы. Нет двора, где не горит. А погасить пожар невозможно, так как горят все деревянные дворы сразу. Деревляне выбегают из города, а Ольга приказывает своим воинам хватать их. Берет город и полностью сжигает его, старейшин захватывает, прочих же людей часть убивает, часть отдаёт в рабство своим воинам, на оставшихся деревлян возлагает тяжкую дань и идёт по всей Деревлянской земле, устанавливая повинности и налоги.

О крещении Ольги. 955−969 гг.

Ольга прибывает в Царьград. Приходит к византийскому царю. Царь беседует с ней, удивляется ее разуму и намекает: «Подобает тебе царствовать в Царьграде с нами». Она сразу понимает намёк и говорит: «Я язычница. Если вознамеришься меня крестить, то крести меня ты сам. Если нет, то не крещуся». И царь с патриархом ее крестят. Патриарх поучает ее о вере, а Ольга, склонив голову, стоит, внимая учению, как губка морская, водой напояемая. Нарекается ей в крещении имя Елена, патриарх благословляет ее и отпускает. После крещения зовёт ее царь и уже прямо объявляет: «Беру тебя в жены». Ольга возражает: «Как это ты возьмёшь меня в жены, раз крестил меня сам и нарёк духовной дочерью? У христиан такое незаконно, и ты сам это знаешь». Самоуверенный царь раздосадован: «Переклюкала ты меня, Ольга!» Даёт ей множество подарков и отпускает домой. Только Ольга возвращается в Киев, как царь присылает к ней послов: «Много чего я тебе подарил. Ты обещала, вернувшись в Русь, послать мне много даров». Ольга резко отвечает: «Подожди у меня приёма столько, сколько я ждала у тебя, — тогда тебе дам». И с этими словами заворачивает послов.

Ольга любит своего сына Святослава, молится за него и за людей все ночи и дни, кормит сына, пока он не вырастает и возмужает, затем сидит со своими внуками в Киеве. Потом разбаливается и через три дня умирает, завещав не творить по ней тризны. У неё есть священник, который ее и хоронит.

О войнах Святослава. 964−972 гг.

Возмужавший Святослав собирает много храбрых воинов и, кочуя стремительно, как гепард, ведёт много войн. В походе он воза за собою не возит, котла у него нет, мяса не варит, но тонко нарежет конину, или зверину, или говядину, на углях испечёт и ест; и шатра не имеет, но войлок постелит, а седло — в головах. И воины его такие же степняки. Странам он рассылает угрозы: «Пойду на вас».

Святослав идёт на Дунай, на болгар, побеждает болгар, берет восемьдесят городов по Дунаю и садится княжить тут в Переяславце. Печенеги же впервые нападают на Русскую землю и осаждают Киев. Киевляне посылают к Святославу: «Ты, князь, чужую землю ищешь и защищаешь, а свою бросил, нас же чуть не захватили печенеги. Если ты не вернёшься и не оборонишь нас, если тебе не жаль отчины своей, то печенеги нас захватят». Святослав с дружиной быстро садится на коней, скачет в Киев, собирает воинов и прогоняет печенегов в поле. Но Святослав заявляет: «Не хочу оставаться в Киеве, буду жить в Переяславце на Дунае, ибо это центр моей земли, ибо сюда свозятся все блага: из Византии — золото, шелка, вина, разнообразные фрукты: из Чехии — серебро; из Венгрии — скакуны; из Руси — меха, воск, мёд и рабы».

Святослав уезжает в Переяславец, но болгары затворяются в городе от Святослава, затем выходят с ним на битву, начинается большая сеча, и почти одолевают болгары, но к вечеру все-таки побеждает Святослав и врывается в город. Тут же Святослав грубо угрожает грекам: «Пойду на вас и завоюю ваш Царьград, как этот Переяславец». Греки лукаво предлагают: «Так как мы не в силах противостоять тебе, то возьми с нас дань, но только сообщи, сколько у тебя войска, чтобы мы, исходя из общего числа, смогли дать на каждого воина». Святослав называет число: «Нас двадцать тысяч» — и прибавляет десять тысяч, потому что руси только десять тысяч. Греки же выставляют против Святослава сто тысяч, а дани не дают. Видит русь огромное множество греков и боится. Но Святослав произносит мужественную речь: «Уже нам некуда деться. Противостоять нам врагу и по своей воле, и поневоле. Не посрамим земли Русской, но ляжем тут костями, ибо мёртвыми не опозоримся, а если побежим, то опозоримся. Не убежим, но станем крепко. Я пойду впереди вас». Происходит великая сеча, и побеждает Святослав, и бегут греки, а Святослав приближается к Царьграду, воюя и разрушая города.

Византийский царь созывает своих бояр во дворец: «Что делать?» Бояре советуют: «Пошли к нему дары, раскусим его, падок ли он на золото или на шелка». Царь посылает к Святославу золото и шелка с неким умудрённым придворным: «Следи за тем, как он выглядит, каковы выражение его лица и ход его мыслей». Докладывают Святославу, что пришли греки с дарами. Он распоряжается: «Введите». Греки кладут перед ним золото и шелка. Святослав глядит в сторону и говорит своим слугам: «уберите». Греки возвращаются к царю и боярам и рассказывают о Святославе: «Дали ему дары, а он даже не взглянул на них и велел убрать». Тогда предлагает царю один из посланных: «Проверь его ещё — пошли ему оружие». И приносят Святославу меч и другое оружие. Святослав принимает его и хвалит царя, передаёт ему свою любовь и целование. Греки снова возвращаются к царю и рассказывают обо всем. И убеждают царя бояре: «Насколько же лют этот воин, раз ценностями пренебрегает, а оружие ценит. Давай ему дань». И дают Святославу дань и множество даров.

С великой славой Святослав приходит в Переяславец, но видит, как мало у него осталось дружины, так как многие погибли в боях, и решает: «Пойду в Русь, приведу больше войска. Проведает царь, что нас мало, и осадит нас в Переяславце. А Русская земля далеко. А печенеги с нами воюют. А кто нам поможет?» Святослав отправляется в ладьях к днепровским порогам. А болгары из Переяславца посылают весть к печенегам: «Мимо вас проплывёт Святослав. Идёт в Русь. У него много богатств, взятых у греков, и пленных без числа, но мало дружины». Печенеги заступают пороги. Святослав останавливается зимовать у порогов. У него кончается еда, и в лагере начинается такой сильный голод, что далее конская голова стоит по половине гривны. Весной Святослав все-таки плывёт через пороги, но нападает на него печенежский князь Куря. Святослава убивают, берут его голову, в черепе выскабливают чашу, оковывают череп снаружи и пьют из него.

О крещении Руси. 980−988 гг.

Владимир был сыном Святослава и всего лишь Ольгиной ключницы. Однако после гибели его более знатных братьев Владимир начинает княжить в Киеве один. На холме около княжеского дворца он ставит языческие идолы: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симарьгла и Мокошь. Им приносят жертвы, приводя своих сыновей и дочерей. Сам Владимир охвачен похотью: помимо четырёх жён у него триста наложниц в Вышгороде, триста — в Белгороде, двести — в сельце Берестове. Он ненасытен в блуде: приводит к себе и замужних женщин, растлевает девиц.

Приходят к Владимиру волжские булгары-магометане и предлагают: «Ты, о князь, мудр и разумен, но неведомо тебе цельное вероучение. Прими нашу веру и почитай Магомета». Владимир спрашивает: «А каковы обычаи вашей веры?» Магометане отвечают: «Веруем в одного бога. Магомет же нас учит тайные члены обрезать, свинину не есть, вино не пить. Блуд же творить можно по-всякому. После смерти каждому магометанину Магомет даст по семидесяти красавиц, самой красивой из них дабавит красоту остальных — вот такой будет жена у каждого. А кто на этом свете убог, тот и там таков». Владимиру сладко слушать магометан, потому что он и сам любит женщин и многий блуд. Но вот что ему не нравится — обрезанье членов и неяденье свиного маяса. А насчёт запрета на винное питье Владимир высказывается так: «Веселье Руси — пить, не можем без того жить». Потом приходят из Рима посланники папы римского: «Поклоняемся одному Богу, который сотворил небо, землю, звезды, месяц и все живое, а ваши боги — просто деревяшки». Владимир спрашивает: «А у вас какие запреты?» Они отвечают: «Кто что ест или пьёт — все во славу Божию». Но Владимир отказывает: «Пошли вон, ибо наши отцы такого не признавали». Приходят хазары иудейской веры: «Веруем в единого бога Авраамова, Исаакова, Иаковлева». Владимир интересуется: «Где ж это ваша главная земля?» Они отвечают: «В Иерусалиме». Владимир ехидно переспрашивает: «Там ли?» Иудеи оправдываются: «Разгневался бог на наших отцов и рассеял нас по разным странам». Владимир возмущается: «Что же вы других учите, а сами отвергнуты богом и рассеяны? Может быть, и нам предлагаете такую судьбу?»

После этого греки присылают некоего философа, который долго пересказывает Владимиру Ветхий и Новый завет, показывает Владимиру занавес, на котором нарисован Страшный суд, справа праведники радостно восходят в рай, слева грешники бредут к адским мукам. Жизнелюбивый Владимир вздыхает: «Хорошо тем, кто справа; горько тем, кто слева». Философ призывает: «Тогда крестись». Однако Владимир откладывает: «Подожду ещё немного». С почётом спроваживает философа и созывает своих бояр: «Что умного скажете?» Бояре советуют: «Пошли послов разузнать, кто как внешне служит своему богу». Владимир посылает десятерых достойных и умных: «Идите сначала к поволжским болгарам, потом посмотрите у немцев, а оттуда идите к грекам». После путешествия возвращаются посланные, и снова созывает Владимир бояр: «Послушаем, что расскажут». Посланные отчитываются: «Мы видели, что болгары в мечети стоят без пояса; поклонятся и сядут; глядят то туда, то сюда, как бешеные; нет радостного в их службе, только печаль и сильный смрад; так что нехороша их вера Потом видели немцев, совершающих в храмах множество служб, но красоты в этих службах не увидели никакой. А вот когда греки привели нас туда, где они служат своему Богу, то мы растерялись — на небе мы или на земле, ибо нигде на земле нет зрелища такой красоты, которую мы не можем и описать. Служба у греков — лучшая из всех». Бояре добавляют: «Будь плохой греческая вера, то ее бы не приняла твоя бабушка Ольга, а она была мудрее всех наших людей». Владимир нерешительно спрашивает: «А где крещенье примем?» Бояре отвечают: «Да где хочешь».

И проходит год, но Владимир все ещё не крестится, а неожиданно идёт на греческий город Корсунь (в Крыму), осаждает его и, воззрев на небо, обещает: «Если возьму, то крещусь». Владимир берет город, однако опять не крестится, но в поисках дальнейших выгод требует у византийских царей-соправителей: «Ваш славный Корсунь взял. Слышал, что есть у вас сестра девица. Если не отдадите ее замуж за меня, то сотворю Царьграду то же, что Корсуню». Цари отвечают: «Не положено христианок выдавать замуж за язычников. Крестись, тогда пошлём сестру». Владимир настаивает: «Сначала пришлите сестру, а пришедшие с нею крестят меня». Цари присылают в Корсунь сестру, сановников и священников. Корсуняне встречают греческую царицу и препровождают ее в палату. В это время у Владимира заболевают глаза, он ничего не видит, очень переживает, но не знает, что делать. Тогда царица понуждает Владимира: «Если хочешь избавиться от этой болезни, то немедленно крестись. Если нет, то не отделаешься от болезни». Владимир восклицает: «Ну, если это будет правдой, то христианскому Богу поистине быть самым великим». И велит себя крестить. Корсунский епископ с царицыными попами крестят его в церкви, которая стоит посреди Корсуня, где рынок. Как только епископ возлагает руку на Владимира, тот сразу прозревает и ведёт царицу на брак. Многие из дружины Владимира тоже крестятся.

Владимир с царицей и корсунскими попами въезжает в Киев, тут же велит ниспровергнуть идолов, одних изрубить, других спалить, Перуна же велит привязать коню к хвосту и волочить к реке, а двенадцать мужчин заставляет дубасить его палками. Сбрасывают Перуна в Днепр, и Владимир приказывает специально приставленным людям: «Если где пристанет, отпихивайте его палками, пока не пронесёт его через пороги». И приказанное исполняют. А язычники оплакивают Перуна.

Затем Владимир рассылает по всему Киеву объявляющих от его имени: «Богатого или бедного, даже нищего или невольника, — того, кто с утра не окажется на реке, буду считать своим врагом». Люди идут и рассуждают: «Если бы это не на пользу было, то не приняли бы крещения князь и бояре». Утром Владимир с царицыными и с корсунскими попами выходит на Днепр. Народу собирается бесчисленно много. Часть вступает в воду и стоит: одни — до шеи, другие — по грудь, дети — у самого берега, младенцев — держат на руках. Непоместившиеся бродят в ожидании (или: крещёные же стоят на броду). Попы на берегу молитвы творят. После крещения люди расходятся по своим домам.

Владимир велит по городам строить церкви на тех местах, где раньше стояли идолы, и на крещение приводить людей по всем городам и сёлам, начинает собирать детей у своей знати и отдавать в ученье книгам. Матери же таких детей плачут о них, словно о мертвых.

О борьбе с печенегами. 992−997 гг.

Приходят печенеги, и Владимир выходит против них. По обеим сторонам реки Трубеж, у брода, останавливаются войска, но каждое войско не решается перейти на противоположную сторону. Тогда печенежский князь подъезжает к реке, зовёт Владимира и предлагает: «Давай выставим ты своего борца, а я своего. Если твой борец ударит моим о землю, то не воюем три года; если же мой борец ударит твоим, то воюем три года». И разъезжаются. Владимир посылает глашатаев по своему лагерю: «Нет ли такого, кто поборолся бы с печенегом?» И не находится желающего нигде. А утром приезжают печенеги и приводят своего борца, а у наших нету. И начинает горевать Владимир, продолжая все-таки обращения ко всем своим воинам. Наконец приходит к князю один старый воин: «Я вышел на войну с четырьмя сыновьями, а младший сын д

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

«Повесть временных лет» занимает в истории русского общественного самосознания и истории русской литературы особое место. Это не только древнейший из дошедших до нас летописных сводов, повествующий о возникновении Русского государства и первых веках его истории, но одновременно и важнейший памятник историографии, в котором отразились представления древнерусских книжников начала XII в. о месте русичей среди других славянских народов, представления о возникновении Руси как государства и происхождении правящей династии, в котором с необычайной ясностью освещены, как бы сказали сегодня, основные направления внешней и внутренней политики. «Повесть временных лет» свидетельствует о высоко развитом в то время национальном самосознании: Русская земля осмысляет себя как могущественное государство со своей самостоятельной политикой, готовое при необходимости вступить в единоборство даже с могущественной Византийской империей, тесно связанное политическими интересами и родственными отношениями правителей не только с сопредельными странами - Венгрией, Польшей, Чехией, но и с Германией, и даже с Францией, Данией, Швецией. Русь осмысливает себя как православное государство, уже с первых лет своей христианской истории освященное особой божественной благодатью: оно по праву гордится своими святыми покровителями - князьями Борисом и Глебом, своими святынями - монастырями и храмами, своими духовными наставниками - богословами и проповедниками, известнейшим из которых, безусловно, являлся в XI в. митрополит Иларион. Гарантией целостности и военного могущества Руси должно было являться владычество в ней единой княжеской династии - Рюриковичей. Поэтому напоминания, что все князья - братья по крови,- постоянный мотив «Повеcти временных лет», ибо на практике Русь сотрясают междуусобицы и брат не раз поднимает руку на брата. Еще одна тема настойчиво обсуждается летописцем: половецкая опасность. Половецкие ханы - иногда союзники и сваты русских князей, чаще всего все же выступали как предводители опустошительных набегов, они осаждали и сжигали города, истребляли жителей, уводили вереницы пленных. «Повесть временных лет» вводит своих читателей в самую гущу этих актуальных для того времени политических, военных, идеологических проблем. Но кроме того, по словам Д. С. Лихачева, «Повесть» являлась «не просто собранием фактов русской истории и не просто историко-публицистическим сочинением, связанным с насущными, но преходящими задачами русской действительности, а цельной литературно изложенной (курсив наш, - О. Т. ) историей Руси» (Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947. С. 169). Можно с полным основанием рассматривать «Повесть временных лет» как памятник литературы, донесший до нас и записи устных исторических преданий, и монастырские рассказы о подвижниках, и представивший саму историю как повествование, рассчитанное на то, чтобы остаться не только в памяти читателей, но и в их сердце, побудить их к размышлениям и поступкам, направленным на благо государства и народа.

«Повесть временных лет» дошла до нас лишь в поздних списках, старшие из которых отдалены от времени ее создания на два с половиной - три столетия. Но сложность ее изучения не только в этом. Сама «Повесть временных лет» - лишь один из этапов истории отечественного летописания, истории, реконструкция которой представляет чрезвычайно сложную задачу.

Наиболее авторитетной по сей день остается гипотеза академика А. А. Шахматова, дополненная и уточненная его последователями (прежде всего - М. Д. Приселковым и Д. С. Лихачевым). Согласно их представлениям, «Повести временных лет» предшествовали другие летописные своды. А. А. Шахматов предполагал, что у истоков летописания находился Древнейший летописный свод конца 30-х гг. XI в., Д. С. Лихачев полагает, что первым этапом осмысления отечественной истории киевскими книжниками было создание «Сказания о первоначальном распространении христианства на Руси» (названия обоих памятников даны исследователями). В 70-х гг. XI в. создается летописный свод Никона, в 1093-1095 гг. - так называемый Начальный свод. В начале XII в. (в 1113 г.?) монах Киево-Печерского монастыря Нестор создает «Повесть временных лет», существенно переработав предшествующий ей Начальный свод. Он предпослал рассказу об истории Руси обширное историко-географическое введение, изложив свои взгляды на происхождение славян и на место русичей среди других славянских народов; он описал территорию Руси, быт и нравы населявших ее племен. Помимо летописных источников Нестор использовал переводную византийскую хронику - Хронику Георгия Амартола, в которой излагалась всемирная история от сотворения мира и до середины X в. Нестор включил в «Повесть временных лет» тексты договоров Руси с Византией, добавил к содержавшимся уже в летописях его предшественников историческим преданиям новые: о сожжении Ольгой древлянского города Искоростеня, о победе юноши-кожемяки над печенежским богатырем, об осаде печенегами Белгорода. Нестор продолжил повествование Начального свода описанием событий конца XI - начала XII в. Именно под его пером «Повесть временных лет» превратилась в стройное, подчиненное единой концепции и литературно совершенное произведение о первых веках русской истории.

А. А. Шахматов считал, что текст Нестора до нас дошел не в своем первоначальном виде: в 1116 г. «Повесть временных лет» была переработана монахом Выдубицкого монастыря Сильвестром (переработке подверглась, по А. А. Шахматову, лишь заключительная часть «Повести»), Так возникла вторая редакция «Повести временных лет», известная нам по Лаврентьевской летописи 1377 г., Радзивилловской летописи и Московско-Академической летописи (обе XV в.), а также по восходящим к ним (точнее - к их протографам) более поздним летописным сводам. В 1118 г. создается еще одна - третья редакция «Повести». Она дошла до нас в составе Ипатьевской летописи, старший список которой датируется первой четвертью XV в.

Однако изложенная выше концепция представляется недостаточно убедительной в той части, которая касается судьбы текста Нестора. Если принять точку зрения Шахматова на существование трех редакций «Повести» и реконструируемый им их состав, окажется трудным объяснить включение в текст второй редакции значительных фрагментов из третьей и, наряду с этим, сохранение явного дефекта - обрыва на середине текста статьи 1110 г., полностью читающейся в той же третьей редакции; требует объяснения и совпадение ряда исправных чтений Радзивиловской и Ипатьевской летописей при неверных или сокращенных чтениях в Лаврентьевской и т. д. Все эти проблемы требуют еще изучения, и этим в какой-то мере было подсказано решение положить в основу издания не Лаврентьевский, а именно Ипатьевский список «Повести временных лет».

Таким образом текст издается по Ипатьевскому списку Ипатьевской летописи, хранящемуся в Библиотеке РАН (шифр 16.4.4). Описки и пропуски исправляются в основном по списку той же летописи - Хлебниковскому XVI в. (хранится в РНБ , шифр F.ІѴ.230), который, восходя с Ипатьевским к общему оригиналу, часто содержит более правильные чтения. В необходимых случаях для исправления привлекаются и списки так называемой второй редакции «Повести» - Лаврентьевский (РНБ , шифр F. п. № 2) и Радзивилловский (БиблиотекаРАН , шифр 34.5.30).

В комментариях приняты следующие условные сокращения:

ВВ - Византийский временник

ВИ - Вопросы истории

Древнейшие государства - Древнейшие государства на территории СССР

И - Ипатьевский список Ипатьевской летописи

Латиноязычные источники - Латиноязычные источники по истории Древней Руси: Германия. IX - первая половина XII в. / Сост., перевод, коммент. докт. ист. наук М. Б. Свердлова. М.; Л., 1989

Л - Лаврентьевский список «Повести временных лет» // Повесть временных лет. М.; Л., 1950. Ч. 1. Текст и перевод

Лихачев. Комментарии - Там же. Часть 2. Статьи и комментарии Д. С. Лихачева. С. 203-484

М - Летопись Московско-Академическая (разночтения подведены к тексту Радзивилловской летописи в изд. 1989 г.)

Новг. перв. лет .- Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. и с предисловием А. Н. Насонова. М.; Л., 1950

Новосельцев. Хазарское государство - Новосельцев А. П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990

Пашуто. Внешняя политика - Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968

ПВЛ - Повесть временных лет. М.; Л., 1950

Р - Радзивилловская летопись // Полное собрание русских летописей. Л., 1989. Т. 38

Сахаров. Дипломатия Древней Руси - Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси. IX - первая половина X века. М., 1980

X - Хлебниковский список Ипатьевской летописи

Хроника Амартола - Истрин В. М. Хроника Георгия Амартола в древнем славяно-русском переводе. Пгр., 1920. Т. 1

Щапов. Государство и церковь .- Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси X-XIII вв. М., 1989.

Электронные публикации

Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН

КАРТА САЙТА

Сериальные издания

Сборники вне серий

Справочники

Библиографии

Собрания текстов

Интернет-проекты

Пушкинский кабинет

Собрания текстов / Библиотека литературы Древней Руси / Том 1 / Повесть временных лет

Показать меню

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

Подготовка текста, перевод и комментарии О. В. Творогова

Текст: Вступление Оригинал Параллельно Перевод

ПОВѢСТЬ ВРЕМЕННЫХЪ ЛѢТ ЧЕРНОРИЗЦА ФЕДОСЬЕВА МАНАСТЫРЯ ПЕЧЕРЬСКАГО, ОТКУДУ ЕСТЬ ПОШЛА РУСКАЯ ЗЕМЛЯ <...> И ХТО В НЕЙ ПОЧАЛЪ ПѢРВѢЕ КНЯЖИТИ, И ОТКУДУ РУСКАЯ ЗЕМЛЯ СТАЛА ЕСТЬ

Се начнемь повѣсть сию.

По потопѣ бо 3-е сынове Ноеви роздѣлиша земьлю: Симъ, Хамъ, Афетъ. Яся въстокъ Симови: Перьсида, Ватрь, доже и до Иньдикия в долготу, и в широту и до Нирокуриа, якоже рещи от въстока доже и до полуднья, и Сурия, и Мидиа по Ефратъ рѣку, и Вавилонъ, Кордуна, асурианѣ, Месопотамиа, Аравиа Старѣйшая, Елумаисъ, Индия, Аравия Силная, Кулии,Комагины , Финикия вся.

Хамови же яся полуденья часть: Егупетъ, Ефиопья, прилежащия къ Индомъ, другая же Ефиопья, из неяже исходить рѣка ефиопьскаа Чермьна, текущия на въстокъ, Фива, Луви, прилежащи доже до Куриния, Мармариа, суритѣ, Ливуи другая, Нумидия, Масурия, Мавритания, противу сущи Гадирѣ. Сущимъ же къ встоком имать Киликию, Памфилию, Писидию, Мосию, Лукаонию, Фругию, Камалию, Ликию, Карию, Лудию, Масию другую, Троаду, Солиду, Вифунию, Старую Фругию. И островы пакы имать: Сарданию, Критъ, Купръ, и рѣку Гиону, зовемую Нилу.

А Афетови же яся полунощная страна и западная: Мидия, Олъвания, Армения Малая и Великая, Каподокия, Фефлагони, Галатия, Кольхысъ, Воспорий, меоти, дереви, сармати, тавриани, Скуфия, фраци, Македония, Далматия, молоси, Фесалия, Локрия, Пеления, яже и Полопонисъ наречется, Аркадия, Ипириноя, Илурикъ, словене, Лухития, Аньдриакия, Аньдриатиньска пучина. Имать же и островы: Вританию, Сикелию, Евию, Родона, Хиона, Лѣзвона, Куфирана, Закуньфа, Кефалиния, Ифакину, Керкуру, и часть всякоя страны, и нарицаемую Онию, и рѣку Тигру, текущюю межи Миды и Вавилономъ; до Понетьского моря, на полунощныя страны, Дунай, Днепръ и Кавькасийскыя горы, рекше Угорьскыя, и оттуда, рекше, доже и до Днепра, и прочаая рѣкы: Десна, Припеть, Двина, Волховъ, Волга, иже идеть на въстокъ, въ часть Симову. Въ Афетови же части сѣдить русь, чюдь и вси языцѣ: меря, мурома, всь, мордва, заволочьская чюдь, пермь, печера, ямь, югра, литва, зимигола, корсь, лѣтьгола , либь. Ляховѣ же, и пруси и чюдь присѣдять к морю Вяряскому. По сему же морю сѣдять варязи сѣмо къ вьстоку до предѣла Симова, по тому же морю сѣдять къ западу до земли Агаряньски и до Волошьскые.

Афетово же колѣно и то: варязи, свеи, урмане, готѣ, русь, аглянѣ, галичанѣ, волохове, римлянѣ, нѣмци, корлязи, венедици, фряговѣ и прочии, присѣдять от запада къ полуденью и съсѣдятся съ племенем Хамовомъ.

Симъ же, и Хамъ и Афетъ, раздѣливше землю, и жребии метавше, не переступати никомуже въ жребий братень, и живяху кождо въ своей части. И бысть языкъ единъ. И умножившимся человѣком на земли, и помыслиша создати столпъ до небеси въ дни Нектана и Фалека. И събравшеся на мѣстѣ Сенарь поле здати <...> столпъ до небесе и городъ около его Вавилонъ, и здаша столпъ за 40 лѣт, и не свѣршенъ бысть. И сниде Господь Богъ видѣть город и столпа, и рече Господь: «Се родъ единъ и языкъ единъ». И смѣси Богъ языкы, и раздѣли на 70 и на два языка, и рассѣя по всей земли. По размѣшеньи же языкъ Богъ вѣтромъ великомъ раздруши столпъ, и есть останокъ его межи Асура и Вавилона, и есть въ высоту и въ шириню лакотъ 5433 локотъ, въ лѣта многа хранимъ останокъ.

По раздрушении же столпа и по раздѣлении языкъ прияша сынове Симовы въсточныя страны, а Хамовы же сынове полуденныа страны. Афетови же сынове западъ прияша и полунощьныя страны. От сихъ же 70 и дву языку бысть языкъ словенескъ, от племени же Афетова, нарѣцаемѣи норци, иже суть словенѣ.

По мнозѣхъ же временѣхъ сѣлѣ суть словени по Дунаеви, кде есть нынѣ Угорьская земля и Болгарьская. От тѣхъ словенъ разидошася по земьли и прозвашася имены своими, кде сѣдше на которомъ мѣстѣ. Яко пришедше сѣдоша на рѣцѣ именемъ Моравѣ, и прозвашася морава, а друзии чесѣ нарекошася. А се ти же словѣне: хорвати бѣлии, серпь и хорутане Волохомъ бо нашедшим на словены на дунайскые, и сѣдшимъ в нихъ и насиляющимъ имъ. Словѣне же ови пришедше и сѣдоша на Вислѣ, и прозвашася ляховѣ, а от тѣхъ ляховъ прозвашася поляне, ляховѣ друзии - лютицѣ, инии мазовшане, а инии поморяне.

Такоже и тѣ же словѣне, пришедше, сѣдоша по Днепру и наркошася поляне, а друзии деревляне, зане сѣдоша в лѣсѣхъ, а друзии сѣдоша межи Припѣтью и Двиною и наркошася дреговичи, и инии сѣдоша на Двинѣ и нарекошася полочане, рѣчькы ради, яже втечеть въ Двину, именемь Полота, от сея прозвашася полочанѣ. Словѣне же сѣдоша около озера Илмера, и прозвашася своимъ именемъ, и сдѣлаша городъ и нарекоша и́ Новъгородъ. А друзии же сѣдоша на Деснѣ, и по Семи, и по Сулѣ и наркошася сѣверо. И тако разидеся словенескъ языкъ, тѣмьже и прозвася словеньская грамота.

Поляномъ же живущим о собѣ по горамъ симъ, и бѣ путь из Варягъ въ Грѣкы, и изъ Грѣкъ по Днепру, и вѣрхъ Днѣпра волокъ до Ловоти, и по Ловоти внити в Илмерь озеро великое, из негоже озера потечеть Волховъ и втечеть въ озеро великое Нево, и того озера внидет устье в море Варяское. И по тому морю внити доже и до Рима, а от Рима прити по тому же морю къ Цесарюграду, и от Царяграда прити в Понтъ море, в неже втечет Днѣпръ рѣка. Днѣпръ бо течеть изъ Воковьского лѣса, и потечеть на полудни, а Двина изъ того же лѣса потечет, и идеть на полуночье и внидет в море Варяское. Ис того же лѣса потечеть Волга на въстокъ и вътечет седьмьюдесятъ жерелъ в море Хвалийское. Тѣмьже из Руси можеть ити по Волзѣ в Болгары и въ Хвалисы, и на въстокъ доити въ жеребий Симовъ, а по Двинѣ въ Варягы, а изъ Варягъ и до Рима, от Рима же и до племени Хамова. А Днепръ втечет в Понтеское море треми жералы, иже море словеть Руское, по нему же училъ святый апостолъ Андрѣй, братъ Петровъ.

Якоже ркоша, Андрѣю учащю в Синопии , пришедшю ему в Корсунь, увидѣ, яко ис Коръсуня близъ устье Дьнѣпръское, и въсхотѣ поити в Римъ, и приде въ устье Днепръское, и оттолѣ поиде по Днѣпру горѣ. И по приключаю приде и ста подъ горами на березѣ. И заутра, въставъ, рече к сущимъ с нимъ ученикомъ: «Видите горы сия? Яко на сихъ горахъ въсияеть благодать Божия: имать и городъ великъ быти и церкви мьногы имат Богъ въздвигнути». И въшедъ на горы сиа, и благослови я, и постави крестъ, и помолився Богу, и слѣзе съ горы сея, идеже послѣже бысть Киевъ, и поиде по Днѣпру горѣ. И приде въ словены, идеже нынѣ Новъгород, и видѣвъ люди ту сущая, какъ ихъ обычай и како ся мыють и хвощются, и удивися имъ. И иде въ Варягы, и приде в Римъ, исповѣда, елико научи и елико видѣ, и рече имъ: «Дивно видѣхъ землю словеньску, идущю ми сѣмо. Видѣхъ банѣ древяны, и пережьгуть я велми, и съвлекутся, и будуть нази, и обольются мытелью, и возмуть вѣникы, и начнуть хвостатися, и того собѣ добьють, одва вылѣзуть еле живы, и обольются водою студеною, и тако оживут. И тако творять по вся дни, не мучими никымже, но сами ся мучать, и то творят не мытву себѣ, а <...> мученье». И се слышавше, дивляхуся. Андрѣй же, бывъ в Римѣ, приде въ Синопию.

Поляномъ же живущиим о собѣ и владѣющимъ роды своими, яже и до сея братья бяху поляне, и живяху кождо съ родом своимъ на своихъ мѣстехъ, володѣюще кождо родомъ своимъ. И быша 3 брата: а единому имя Кий, а другому Щекъ, а третьему Хоривъ, и сестра ихъ Лыбѣдь. И сѣдяше Кий на горѣ, кдѣ нынѣ увозъ Боричевъ, а Щекъ сѣдяше на горѣ, кдѣ нынѣ зовется Щековица, а Хоривъ на третьей горѣ, отнюду же прозвася Хоривица. Створиша городокъ во имя брата ихъ старѣйшаго и наркоша и́ Киевъ. И бяше около города лѣсъ и боръ великъ, и бяху ловяще звѣрь, бяхуть бо мудрѣ и смыслени, и нарицахуся поляне, от нихъ же суть поляне - кияне и до сего дни.

Инии же, не вѣдуще, ркоша, яко Кий есть перевозникъ бысть, у Киева бо перевозъ бяше тогда съ оноя страны Днепра, тѣмь глаголаху: «На перевозъ на Киевъ». Аще бо былъ перевозникъ Кый, то не бы ходилъ къ Цесарюграду. Но сий Кий княжаше в роду своем, и приходившю ему къ цесарю - не свѣмы, но токмо о сѣмъ вѣмы, якоже сказають: яко велику честь приялъ есть от цесаря, которого не вѣмъ и при котором приходи цесари. Идущю же ему опять, приде къ Дунаеви, и възлюби мѣсто, и сруби городокъ малъ, и хотяше сѣсти с родомъ своимъ, и не даша ему близъ живущии; еже и донынѣ нарѣчють дунайци городище Киевѣць. Киеви же пришедшю въ свой городъ Киевъ, ту и сконча животъ свой, и брата его - Щекъ и Хоривъ, и сестра ихъ Лыбѣдь ту скончашася.

И по сей братьи почаша дѣржати родъ ихъ княжение в поляхъ, а въ деревляхъ свое, а дрьговичи свое, а словѣне свое въ Новѣгородѣ, а другое на Полотѣ, иже и полочанѣ. От сихъ же и кривичи, иже сѣдять на верхъ Волгы, и на вѣрхъ Двины и на вѣрхъ Днѣпра, ихъже и городъ есть Смолѣнескъ; туда бо сѣдять кривичи. Таже сѣверо от них. На Бѣлѣ озерѣ сѣдять вѣсь, а на Ростовѣ озерѣ меря, а на Клещинѣ озерѣ сѣдять мѣря же. А по Оцѣ рѣцѣ, кде втечеть въ Волгу, языкъ свой - мурома, и черемиси свой языкъ, и мордва свой языкъ. Се бо токмо словѣнескъ языкъ в Руси: поляне, деревляне, новъгородьци, полочане, дьрьговичи, сѣверо, бужане, зане сѣдять по Бугу, послѣже же волыняне.

И се суть инии языцѣ, иже дань дают Руси: чудь, весь, меря, мурома, черемись, мордва, пѣрмь, печера, ямь, литва, зимѣгола, корсь, нерома, либь: си суть свой языкъ имуще, от колѣна Афетова, иже живуть на странахъ полунощныхъ.

Словеньску же языку, якоже ркохом, живущю на Дунаи, придоша от скуфъ, рекше от козаръ, рекомии болгаре, и сѣдоша по Дунаеви, насѣлницѣ словеномъ бѣша. А посемъ придоша угре бѣлии и наслѣдиша землю словѣньскую, прогнавше волохы , иже бѣша приялѣ землю словеньску. Си бо угри почаша быти пр-Ираклии цесари, иже ходиша на Хоздроя, цесаря пѣрьскаго. В си же времена быша и обре, иже воеваша на цесаря Ираклия и мало его не яша. Си же обри воеваша на словѣны и примучиша дулѣбы, сущая словѣны, и насилье творяху женамъ дулѣбьскымъ: аще поѣхати бяше обрину, не дадяше въпрячи коня, ни волу, но веляше въпрячи 3, или 4, ли 5 женъ в телѣгу и повести обрина, и тако мучаху дулѣбы. Бяху бо обри тѣломъ велицѣ, а умомъ горди, и потреби я Богъ, и помроша вси, и не оста ни единъ обринъ. И есть притча в Руси и до сего дни: погибоша аки обри, ихъ же нѣсть ни племене, ни наслѣдка. По сихъ бо придоша печенизѣ, и пакы идоша угри чернии мимо Киевъ послѣже при Ользѣ.

Поляномъ живущимъ о себѣ, якоже ркохомъ, сущии от рода словѣньска и наркошася поляне, а деревляне от словенъ же и нарекошася древляне; радимичи бо и вятичи от ляховъ. Бяста бо два брата в лясѣхъ: Радимъ, а другый Вятко, и, пришедша, сѣдоста: Радимъ на Съжю , и прозвашася радимичи, а Вятко сѣде своимъ родомъ по Оцѣ, от него прозвашася вятичи. И живяху в мирѣ поляне, и древляне, и северо, и радимичи, и вятичи и хорвати. Дулѣби же живяху по Бугу, кде нынѣ волыняне, а уличи, тиверци сѣдяху по Бугу и по Днѣпру, иприсѣдяху къ Дунаеви. И бѣ множество ихъ, сѣдяху бо по Бугу и по Днепру оли до моря, и суть городы ихъ и до сего дне, да то ся зовяху от Грѣкъ Великая скуфь.

Имѣяхуть бо обычая своя и законы отець своихъ и предания, кождо своя норовъ. Поляне бо своихъ отець обычай имяху тихъ и кротокъ , и стыдѣнье къ снохамъ своимъ и къ сестрамъ, и къ матеремъ своим, и снохы къ свекровамъ своимъ и къ дѣверемъ велико стыдѣнье имуще. И брачный обычай имѣаху: не хожаше женихъ по невѣсту, но привожаху вечеръ, а заутра приношаху что на ней вдадуче. А деревляни живяху звѣрьскымъ образомъ, живуще скотьскы: и убиваху другъ друга, ядуще все нечисто, и браченья в нихъ не быша, но умыкаху у воды дѣвица. А радимичи, и вятичи и северо одинъ обычай имяху: живяху в лѣсѣ, якоже всякый звѣр, ядуще все нечисто, и срамословье в нихъ предъ отьци и пред снохами, и бьраци не бываху в нихъ, но игрища межю селы, и схожахуся на игрища, на плясанья и на вся бѣсовьскыя пѣсни, и ту умыкаху жены собѣ, с неюже кто свѣщевашеся. Имяхут же по двѣ и по три жены. И аще кто умряше, творяху трызну надъ нимь, и посемъ творяху кладу велику, и възложать на кладу мертвѣца и съжигаху, и посемъ, събравше кости, вложаху въ <...> ссудъ малъ и поставляху на столпѣ на путехъ, иже творять вятичи и нынѣ. Си же обычаи творяху и кривичи и прочии погании, не вѣдуще закона Божиа, но творяху сами себѣ законъ.

Глаголеть Георгий в лѣтописьцѣ: «Ибо комуждо языку овѣмь законъ исписанъ есть, другымъ же обычая, зане безаконнымъ отечьствиемь мнится. От нихъ же пѣрьвое сирии, живущии на конѣць земля, законъ имуть отець своих и обычая: не любодѣяти, ни прѣлюбодѣяти, ни красти, ни клеветати, ли убити, ли зло дѣяти всема отинудь. Законъ же и у ктириянъ, глаголемии върахмане и островичи, иже от прадѣдъ показаньемь и благочестьемь мясъ не ядуще, ни вина пьюще, ни блуда творяще, никакояже злобы творяще, страха ради многа. Ибо явѣ таче прилежащим к нимъ индомъ: убийстводѣица, сквѣрнотворящии, гнѣвливи паче естьства; въ нутренѣйший же странѣ ихъ человѣкы ядуще и страньствующихъ убиваху, паче же ядять яко пси. Етеръ же законъ халдѣемь и вавилоняномъ: матери поимати, и съ братними чады блудъ дѣяти, и убивати. Всяко бестудьное дѣяние яко добродѣтелье мнятся дѣюще, любо аще и далече страны своея будут.

Инъ же законъ гилиомъ: жены у нихъ орють, и хоромы зижють, и мужьскыя дѣла творять, но и любы творить елико хощеть, не въздѣржаемы от мужий своихъ отинудь, ни зазрятъ. В нихъ же суть и хоробры жены ловити звѣрѣ крѣпькы. Владѣють жены мужьми своими и въдобьляють ими. Въ Вритании же мнози мужи съ единою женою спять, тако же и многыя жены съ единымъ мужемъ похотьствують и безаконьная законъ отець творять независтьно и невъздѣржанно.

Амазоняни же мужа не имуть, акы скотъ бесловесный, но единою лѣтом к вешнимъ днемъ озѣмьствени будуть и съчитаються съ окрѣстныхъ <...> мужи, яко нѣкоторое имъ торжество и велико празднество время тѣ мнять. От нихъ заченшим въ чревѣ, и пакы разбѣгнутся отсюду вси. Въ время же хотящимъ родити, аще родится отроча - погубять и́, аще ли дѣвическъ полъ, то въздоять и прилѣжьно и въспитают».

Якоже се и нынѣ при насъ половци законъ дѣржать отець своихъ: кровь проливати, а хвалящеся о семъ, и ядуще мертвечину и всю нечистоту, хомякы и сусолы, и поимають мачехы своя и ятрови, и ины обычая отець своихъ. Но мы же, християне, елико земль, иже вѣрують въ святую Троицю, и въ едино крещение, и въ едину вѣру, законъ имамъ одинъ, елико в Христа крѣстихомъся и въ Христа облекохомся.

По сихъ же лѣтехъ, по смерти братья сея, быша обидими деревляны и инѣми околными. И наидоша я козаре, сѣдящая в лѣсѣхъ на горах, и ркоша козарѣ: «Платите намъ дань». Здумавше же поляне и вдаша от дыма мечь. И несоша козарѣ къ князю своему и къ старѣйшинамъ своим и рѣша имъ: «Се, налѣзохомъ дань нову». Они же рѣша имъ: «Откуду?», Они же рѣша имъ: «В лѣсѣ на горах, над рѣкою Днѣпрьскою». Они же ркоша: «Что суть вдалѣ?» Они же показаша мечь. И рѣша старцѣ козарьстии: «Не добра дань, княже! Мы доискахомся оружьемь одиноя страны, рѣкше саблями, а сихъ оружье обоюду остро, рекше мечи. Си имуть имати и на нас дань и на инѣхъ странахъ». Се же събысться все: не от своея воля ркоша, но от Божия изволѣнья. Яко и при фараонѣ, цесари егупетьстемь, егда приведоша Моисѣя пред фараона, и ркоша старци фараони: «Сий хощеть смирити область Егупетьску»; якоже и бысть: погыбоша егуптянѣ от Моисѣя, а пѣрвѣе бѣша работающе имъ. Тако и си: пѣрвѣе владѣша, а послѣдѣ самѣми владѣют; якоже и бысть: володѣють бо козары русьстии князи и до днешняго дне.

В лѣто 6360, индикта 15, наченшю Михаилу цесарьствовати, нача ся прозывати Руская земля. О семъ бо увѣдахом, яко при сем цесари приходиша Русь на Цесарьград, якоже писашеть в лѣтописании грѣцком Тѣмьже и отселѣ почнем и числа положим, яко от Адама до потопа лѣт 2242, а от потопа до Аврама лѣт 1082, от Аврама до исхожения Моисѣева лѣтъ 430; от исхожения Моисѣова до Давида лѣт 601, от Давида и от начала царства Соломоня до плѣнения Иеросалимова лѣт 448, от плѣнения до Александра лѣт 318, от Лександра до Христова рожества лѣт 333, от Христова рожьства до Костянтина лѣт 318, от Костянтина же до Михаила сего лѣт 542. От пѣрьваго лѣта Михаила сего до пѣрваго лѣта Олгова рускаго князя, лѣт 29, от пѣрваго лѣта Олгова, понелѣже сѣде в Киевѣ, до пѣрваго лѣта Игорева лѣто 31, от пѣрваго лѣта Игорева до пѣрваго лѣта Святославля лѣт 33, от пѣрваго лѣта Святославля до пѣрваго лѣта Ярополча лѣт 28, Ярополкъ княжи лѣт 8, Володимеръ княжи лѣт 37, Ярославъ княжи лѣт 40. Тѣмьже от смерти Святославля до смерти Ярославли лѣт 85, от смерти Ярославли до смерти Святополчи лѣт 60.

Но мы на предлежащее възъвратимся и скажемъ, что ся удѣяло в лѣта си, якоже преже почали бяхомъ пѣрвое лѣто Михаила, и по ряду положимъ числа.

В лѣто 6361-е. В лѣто 6362-е. В лѣто 6363-е. В лѣто 6364-е. В лѣто 6365-е.

В лѣто 6366-е. Михаилъ цесарь изыде с вои берегом и моремъ на болъгары. Болгар(е) же увидѣвьше, не могоша стати противу, креститися просиша, покорятися грѣком. Цесарь же крести князя ихъ и бояры вся и миръ сътвори съ болгары.

В лѣто 6367. Имаху дань варязи, приходяще изъ заморья, на чюди, и на словѣнехъ, и на меряхъ и на всѣхъ, кривичахъ. А козаре имахуть на полянех, и на сѣверехъ, и на вятичихъ, имаху по бѣлѣ и вѣверици тако от дыма.

В лѣто 6368. В лѣто 6369.

В лѣто 6370. И изгнаша варягы за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собѣ володѣти. И не бѣ в нихъ правды, и въста родъ на род, и быша усобицѣ в них, и воевати сами на ся почаша. И ркоша: «Поищемъ сами в собѣ князя, иже бы володѣлъ нами и рядилъ по ряду, по праву.» Идоша за море к варягом, к руси. Сице бо звахуть ты варягы русь, яко се друзии зовутся свее, друзии же урмани, аньгляне, инѣи и готе, тако и си. Ркоша руси чюдь, словенѣ, кривичи и вся: «Земля наша велика и обилна, а наряда въ ней нѣтъ. Да поидете княжить и володѣть нами». И изъбрашася трие брата с роды своими, и пояша по собѣ всю русь, и придоша къ словѣномъ пѣрвѣе. И срубиша город Ладогу. И сѣде старѣйший в Ладозѣ Рюрикъ, а другий, Синеусъ на Бѣлѣ озерѣ, а третѣй Труворъ въ Изборьсцѣ. И от тѣхъ варягъ прозвася Руская земля. По дъвою же лѣту умре Синеусъ и братъ его Труворъ. И прия Рюрикъ власть всю одинъ, и пришед къ Ильмерю, и сруби город надъ Волховом, и прозваша и́ Новъгород, и сѣдѣ ту, княжа, и раздая мужемъ своимъ волости и городы рубити: овому Полътескъ, овому Ростовъ, другому Бѣлоозеро. И по тѣмь городомъ суть находницѣ варязи; пѣрвии населници в Новѣгородѣ словенѣ, и в Полотьскѣ кривичи, Ростовѣ меряне, Бѣлѣозерѣ весь, Муромѣ мурома. И тѣми всѣми обладаше Рюрикъ.

«Повесть временных лет» - древнерусская летопись, созданная монахом Нестором в начале 12-го в.

Повесть представляет собой крупное сочинение, которое описывает события, происходящие на Руси начиная с прихода первых славян и заканчивая 12-м в. Сама летопись не является цельным повествованием, она включает в себя:

исторические записки;
погодичные статьи (начиная с 852 г.); одна статья рассказывает о событиях, произошедших за один год;
исторические документы;
поучения князей;
жития святых;
народные сказания.

История создания «Повести временных лет»

До появления «Повести временных лет» на Руси существовали другие сборники сочинений и исторические записки, составляли которые в основном монахи. Однако все эти записи носили локальный характер и не могли представить полную историю жизни Руси. Идея создания единой летописи принадлежит монаху Нестору, жившему и работавшему в Киево-Печерском монастыре на стыке 11-го и 12-го вв.

Среди ученых существуют некоторые расхождения по поводу истории написания повести. Согласно общепринятой теории, летопись была написана Нестором в Киеве. В основу первоначальной редакции легли ранние исторические записи, легенды, фольклорные рассказы, поучения и записи монахов. После написания Нестор и другие монахи несколько раз перерабатывали летопись, а позднее сам автор добавил в нее христианскую идеологию, и уже эта редакция считалась окончательной. Что касается даты создания летописи, то ученые называют две даты - 1037 и 1110 гг.

Летопись, составленная Нестором, считается первой русской летописью, а ее автор - первым летописцем. К сожалению, до наших дней не дошло древних редакций, самый ранний вариант, который существует сегодня, датируется 14-м в.

Жанр и идея «Повести временных лет»

Основной целью и идеей создания повести было желание изложить последовательно всю историю Руси с библейских времен, а затем постепенно дополнять летопись, кропотливо описывая все происходящие события.

Что касается жанра, то современные ученые полагают, что летопись нельзя назвать чисто историческим или чисто художественным жанром, так как в ней присутствуют элементы и того и другого. Поскольку «Повесть временных лет» несколько раз переписывалась и дополнялась, то ее жанр открытый, о чем говорят порой не согласующиеся друг с другом по стилю части.

«Повесть временных лет» отличалась тем, что события, рассказанные в ней, не истолковывались, а просто пересказывались максимально бесстрастно. Задача летописца - передать все то, что происходило, но не делать выводов. Однако стоит понимать, что летопись создавалась с точки зрения христианской идеологии, поэтому и носит соответствующий характер.

Помимо исторического значения, летопись также была юридическим документом, так как содержала некоторые своды законов и наставления великих князей (например, «Поучение Владимира Мономаха»).

Повесть можно условно разделить на три части:

в самом начале рассказывается о библейских временах (русские считались потомками Иафета), о происхождении славян, о для княжения, о становлении , о Крещении Руси и становлении государства;
основную часть составляют описания жизни князей ( , княгини Ольги , Ярослава Мудрого и др.), описания жизни святых, а также истории о завоеваниях и великих русских героях (Никита Кожемяка и др.);
заключительная часть посвящена описанию многочисленных , войн и сражений. Кроме того, в ней содержатся княжеские некрологи.

Значение «Повести временных лет»

«Повесть временных лет» стала первым письменным документом, в котором была систематически изложена история Руси, становление ее как государства. Именно эта летопись в дальнейшем легла в основу всех исторических документов и сказаний, именно из нее черпали и черпают свои знания современные историки. Кроме того, летопись стала литературным и культурным памятником русской письменности.

«Повесть временных лет» - это один из самых древних памятников русской литературы, создание которого датируется 1113 годом.

Жизнь Нестора Летописца, создателя «Повести временных лет»

Нестор Летописец родился в Киеве в 1056 году. В семнадцать лет он отправился в послушники в Киево-Печерский монастырь. Там он стал летописцем.

В 1114 году Нестор умер, был похоронен в Киево-Печерской лавре. 9 ноября и 11 октября его поминает православная церковь.

Нестор Летописец известен как первый писатель, который смог рассказать про историю христианства. Его первым известным произведением стало «Житие святых Бориса и Глеба», а вскоре после него последовало «Житие преподобного Феодосия Печерского». Но главный труд Нестора, который принес ему всемирную славу, - это, конечно, «Повесть временных лет», литературный памятник древней Руси.

Авторство этой повести не принадлежит только Нестору Летописцу. Вернее, Нестор умело собрал сведения из самых разных источников и создал из них летопись. Для работы Нестору нужно были летописные своды и давние сказания, также он использовал рассказы торговцев, путешественников и солдат. В его время еще были живы многие свидетели войн и набегов половцев, поэтому он мог послушать их рассказы.

Списки «Повести временных лет»

Известно, что «Повесть временных лет» подвергалась изменениям. В Владимир Мономах передал рукопись в в 1116 году ее последние главы были переделаны игуменом Сильвестром. Игумен Сильвестр пошел против воли настоятеля Киево-Печерской лавры, отдав рукопись в Выдубицкий монастырь.

Значительные части «Повести временных лет» вошли потом в состав таких летописей, как Лаврентьевская, Ипатьевская, Первая Новгородская.

Обычно любая древнерусская летопись состоит из нескольких текстов, часть из которых относится к источникам более раннего времени. «Повесть временных лет», список с которой был сделан в 14 веке, стала частью Лаврентьевской летописи, созданной монахом Лаврентием. Вернее, монах Лаврентий использовал творение монаха Нестора как основной источник для своей летописи. Название списков «Повести временных лет» обычно создавалось по имени монаха, который делал список, или по месту, в котором список делали. В середине 15 века был создан другой древнейший список «Повести временных лет» под названием

Начинается «Повесть временных лет» библейскими сюжетами. Ной после потопа расселил своих сыновей - Хама, Сима и Иафета - по всей Земле. Название списков «Повести временных лет» тоже указывает на библейское начало этих летописей. Считалось, что русский народ произошел от Иафета.

Затем летописец рассказывает о жизни восточнославянских племен и установлении государства на Руси. Летописец указывает легенду, по которой Кий, Щек, Хорив и сестра их Лыбедь пришли править восточнославянскими землями. Там они основали город Киев. Племена славян, живущие в северной части Руси, призвали братьев-варягов, чтобы те правили ими. Звали братьев Рюрик, Синеус и Трувор. Название списков «Повести временных лет» тоже имеет под собой цель возвеличить правящую на Руси власть, и с этой целью указывается на ее иностранное происхождение. От варягов, пришедших на Русь, начался царский род на Руси.

В основном летопись описывает войны, а также рассказывает о том, как создавались храмы и монастыри. События русской истории летопись видит в контексте истории мировой и непосредственно связывает эти события с Библией. Князь-предатель Святополк убил братьев Бориса и Глеба, и летописец проводит сравнение с убийством Авеля, которое совершил Каин. Князь Владимир, крестивший Русь, сравнивается с римским императором Константином, который ввел христианство как официальную религию на Руси. До крещения князь Владимир был грешным человеком, но крещение кардинально изменило его жизнь, он стал святым.

Предания в составе «Повести временных лет»

В состав «Повести временных лет» входят не только исторические факты, но также и предания. Предания послужили для летописца важными источниками получения информации, так как у него больше не было возможностей узнать о том, что происходило за несколько столетий или десятилетий до него.

Предание об основании города Киева рассказывает о происхождении города и о том, в честь кого он был назван. Сказание о Вещем Олеге, помещенное в текст летописи, повествует о жизни и смерти князя Олега. Предание о княгине Ольге, повествующее о том, как она сильно и жестоко отомстила за смерть тоже было включено в летопись. «Повесть временных лет» рассказывает предание о князе Владимире. К нему пришли посланцы разных народов и предлагали каждый свою веру. Но у каждой веры были свои недостатки. У иудеев не было своей земли, мусульманам запрещалось веселье и употребление хмельных напитков, немецкие христиане хотели захватить Русь.

И князь Владимир в итоге остановился на греческой ветви христианства.

Роль знамений в «Повести временных лет»

Если внимательно прочитать текст летописи, то становится очевидным, что летописец уделяет огромное внимание различным природным явлениям, связывая их с божественными силами. Землетрясения, наводнения и засухи он считает наказанием Божиим, а солнечные и лунные затмения, по его мнению, являются предупреждением от небесных сил. Солнечные затмения играли особую роль в жизни князей. Исследователи отмечают, чтосимволика дат и название "Повести временных лет"тоже находятся под влиянием явлений природы и летоисчисления времени.

Солнечное затмение видит князь в 1185 году перед началом своего похода на половцев. Его воины предостерегают его, говоря, не к добру. Но князь ослушался их и пошел на врага. В результате его войско оказалось разбито. Также солнечное затмение обычно предвещало смерть князя. За период с 1076 по 1176 годы произошло 12 солнечных затмений, и после каждого из них происходила гибель одного из князей. Летопись была настроена на то, что конец света, или Страшный Суд, придет в 1492 году, и готовила своих читателей к этому. Засухи и затмения предвещали войны и скорый конец света.

Стилевые особенности «Повести временных лет»

Название списков «Повести временных лет» определяется жанровыми особенностями этих летописей. Прежде всего, летописи являются типичными произведениями древнерусской литературы. То есть они содержат в себе черты разных жанров. Это не художественные произведения и не просто исторические труды, но они сочетают в себе черты того и другого. "Повесть временных лет", список которой найден в Новгороде, тоже имеет эти черты.

Сама летопись, очевидно, представляла собой юридический документ. Ученый Н.И. Данилевский считает, что летописи предназначались не для людей, а для Бога, который должен был прочесть их на Страшном суде. Поэтому в летописях подробно описывались деяния князей и их подчиненных.

Задача летописца не толкование событий, не поиск их причин, а просто описание. Настоящее при этом мыслится в контексте прошлого. «Повесть временных лет», о списках которой ходят легенды, имеет «открытый жанр», в котором смешались черты разных жанров. Как известно, в древнерусской литературе еще не было четкого разделения жанров, из письменных произведений существовали только летописи, поэтому в них сочетались черты романа, поэмы, повести и юридических документов.

Что означает название «Повесть временных лет»

Название своду дала первая строчка летописи «Се повесть временных лет…». «Повесть временных лет» означает «Повесть о прошедших годах», поскольку слово «лето» на древнерусском языке означало «год». Многие пытаются узнать, что означает название «Повесть временных лет». В самом широком значении это повесть о существовании этого мира, которого рано или поздно ждет Суд Божий. "Повесть временных лет", список с которой найден в монастыре, считается самым ранним произведением.

Предшествующие своды

«Повесть временных лет» была подвергнута тщательному текстологическому анализу. И обнаружилось, что она составлена на основе более ранних летописных сочинений.

«Повесть временных лет» и предшествующие ей своды составляют единое целое, то есть «Повесть» во многом повторяет то, что было написано до нее. Современная история придерживается мнения академика А.А. Шахматова, который исследовал все древние летописи с помощью сравнительного метода. Он обнаружил, что самой первой летописью был Древнейший Киевский летописный свод, созданный в 1037 году. В нем речь шла о том, когда началась история человечества и когда была крещена Русь.

В 1073 году был создан Киево-Печерский летописный свод. В 1095 году появилась вторая редакция Киево-Печерского свода, еще его называют Начальный свод.

Символика дат

Календарные даты в «Повести временных лет» рассматривались как имеющие особое значение. Если для современного человека календарные даты никакого значения не имеют, то для летописца каждая дата или день недели, в которые происходили события, были наполнены особым историческим значением. И летописец старался чаще упоминать те дни или даты, которые обладали большим смыслом и несли в себе больше ценности. Поскольку особыми, или сакральными, днями в то время считались суббота и воскресенье, то эти дни упоминаются в «Повести временных лет» соответственно 9 и 17 раз, а будние дни упоминаются реже. Среда упоминается всего 2 раза, четверг три раза, пятница пять раз. Понедельник и вторник упоминаются всего по одному разу.Можно утверждать, что символика дат и название "Повести временных лет" тесно связаны с религиозным контекстом.

«Повесть временных лет» была тесно связана с религиозным мировоззрением, поэтому все ее особенности были основаны на этом. Летописец видит все события только в контексте грядущего Страшного Суда, поэтому он смотрит на происходящее с точки зрения божественных сил. Они предупреждают людей о грядущих войнах, засухах и недородах. Они же карают злодеев, совершивших убийства и ограбления, а невинных возносят на божественный престол. Мощи святых обретают необычные качества. Об этом свидетельствуют предания о житиях святых Бориса и Глеба. Также храмы являются сакральными местами, куда не могут проникнуть нечестивые и язычники.

Научные работники назвали «Повестью временных лет » начальную, исходную, часть древнейшей нашей летописи, в которой изложены основополагающие данные по нашей истории. В подлиннике же называется она, конечно, иначе, что вполне доступно каждому. Вдумаемся, что могло бы значить выражение «времянные годы»? Разве годы бывают иные, не времянные? Космические? Световые? Если же нет, если тысячу или чуть менее лет назад еще не было световых лет, пространственных, то зачем же летописец определил годы как принадлежащие времени, если иначе просто не бывало? Выражение, как видим, совершенно бессмысленное: определение слова лета в переводе не требуется, ничего для смысла не добавляет. А ведь с первого взгляда, невежественного, кажется, что подлинное название летописи, «повести времяньныхъ летъ», нельзя перевести иначе.

В комментариях к единственному существующему переводу автор его Д.С. Лихачев пишет, что слово «временных» значит «минувших». С какой стати слово время значит минувшее? Это невежественный вымысел. Время - это теоретическая величина, научная, область определения физических процессов (движения), а год - это единица измерения времени. Условно с точки зрения действительности, формально, годы отображаются на определяемые им события, т.е. действие есть функция времени, действие определяется временем. Таким образом, годы могут быть отображенными на события - так сказать, времянеными, каковое слово мы и наблюдаем в подлиннике: «времяньныхъ». Между буквами Н в слове «времяньныхъ» стоит глухой гласный звук Ь, который при переносе на него ударения прояснялся до полного, т.е. в современный язык это слово перешло бы в виде времяненых. Разница между словами времянной и времяненый такая же, как между прилагательным вороной и причастием вороненый. Первое обозначает просто свойство, а второе - итог действия, воронения. Стало быть, в сочетании «времяньныхъ летъ» тоже заключен итог действия. Поскольку же ныне причастие времяненых не употребляется, следует использовать в переводе иное слово, равное по смыслу, например Известия обращенных лет, т.е. отображенных на события. Заметим, что в подлиннике стоит слово «повести», во множественном числе, т.е. вести, известия. С переходом же к единственному числу следовало бы подчеркнуть в переводе функцию, обращение лет, которое, собственно, и составляет суть записей по годам - Повесть обращения лет.

К несчастью, с текстом «Повести временных лет» дело обстоит в точности так, как с названием. Как это ни поразительно, наша древнейшая история во многом представляет собой невежественный вымысел нескольких человек…

«Повесть временных лет» является основополагающим сочинением нашей истории. В ней изложены две взаимоисключающие теории происхождения русского народа, славянская и варяжская,- не норманнская, которая опирается лишь на невежественные домыслы и неумение сделать вывод, а именно варяжская. Славянская и норманнская теории являются откровенно надуманными и противоречивыми - нелогичными внутренне и противоречащими инородным историческим источникам. Более того, друг без друга они существовать не могут. Это два невежественных взгляда на один и тот же объект - население Украины. Собственно, в летописи содержатся только варяжская и славянская теории, а норманнская теория была выдумана в силу невежественного отождествления летописных варягов и германцев. Суть этих теорий будет раскрыта ниже.

Почему нужен новый перевод «Повести временных лет»?

С переводами Д.С. Лихачева, а других у нас нет, случилась та же самая занятная история, что с женой Юлия Цезаря, которая оказалась выше сальных подозрений черни. Даже студент первого курса способен мотивированно определить переводы Лихачева с древнерусского языке как невежественные, но в «литературе» на сей счет никто не распространяется - должно быть, это не принято, так как Лихачев почему-то считается великим ученым, недостижимым в своем величии… Словом, на ум сразу же приходит жена Цезаря, критиковать которую решительно невозможно - если, конечно, не хочешь уподобиться сальной черни.

Из грамматики древнерусского языка Лихачев не знал совсем ничего, даже падежей, как видно будет ниже; даже грамматику современного языка знал он нетвердо. Например, в переводе «Повести временных лет» встречаются совсем уж детские орфографические ошибки - «заволочьская чудь» и «смысленый». Нужно ли объяснять, что в современном языке правильно будет заволоцкая и смышленый? А ведь эта дикость напечатана в советском издании, которое должно было готовиться очень тщательно, при участии оппонентов, редактора, корректора… Значат ли помянутые детские ошибки, что никакой подготовки не было?

Да, здесь использованы некоторые слова подлинника, но в целом этот бессмысленный набор слов никоим образом не отражает сути приведенного выше предложения.

Чтобы перевести приведенное предложение, понять его, нужно уяснить четыре простейших вещи, проще некуда:

«Яко» может значить как в смысле когда и даже коли.
«Яко» формально вводит определение, так как в тексте оно идет с причастием – «яко имуще».
В предложении «яко азъ словомъ точью творити» очевидная ошибка, так как инфинитив не может быть главным сказуемым, т.е. правильно будет «хочю творити» (сотворю), а не «точью».
Определение в древнерусском языке часто отделялось от определяемого члена прочими членами: «Бориса же Вячеславлича слава на судъ приведе, и на канину зелену паполому постла, за обиду Олгову храбра и млада Князя», Слово о полку Игореве, т.е. «выину зазряще» может относиться к слову «таковой».

Отсюда получаем буквальный перевод приведенного предложения, просто дословный:

Если таковой горазд стал волшебством, всегда прозирая, как вещий Аполлоний, который неистовую в себе философскую мудрость имел, то должен был сказать: «словом сотворю, чего хочешь», а не свершением претворять повеления свои.

Если же здесь, в дословном переводе, что-либо не ясно, то претензии следует направлять либо автору сей мысли, либо своей неосведомленности о пагубном чародействе и борьбе с ним, не так ли?

Сравните приведенный дословный перевод с переводом Лихачева: много ли у них общего? Можно ли назвать текст Лихачева переводом, если он не имеет отношения к подлиннику? Помилуйте, ведь это даже не пересказ, а чистый вымысел. Увы, случай это не единственный. Это не исключение, а правило. Лихачев не переводил текст, а лишь высказывал свое мнение о том, что здесь может быть написано, причем мнение глубоко невежественное, не основанное на доступных фактах грамматики и выводах. Да, но ведь на невежественном этом переводе основана наша история, наука…

Если же захотите возразить, что историки должны были сами подлинник читать, то просто вспомните, что приведенное предложение вы тоже сами читали. И что? Много ли было толку? Вот так же и историки читают. Сложности, повторим, объективны.

В «Повести временных лет» нашли свое воплощение многие мелочи древнего русского языка, который по синтаксису его к современному русскому совсем никакого отношения не имеет. Синтаксис древнего языка очень напоминает современный английский, просто до буквальных совпадений доходит, например в отрицании «никто же может рещи», в сказуемом «бысть учя», соответствующем современному английскому past continuous, и в самостоятельных причастных оборотах, соответствующих т.н. абсолютному причастному обороту современной английской грамматики. Представьте себе человека, который начал переводить современный английский текст, полагая, что здесь просто «английскими буквами» написано да слова незнакомые иной раз попадаются… Это и есть Лихачев с его переводами.

Не имея даже самого поверхностного представления о синтаксисе языка, связи и сущности членов предложения, Лихачев и его подчиненные переводили древнерусские тексты на современный язык, причем занимались этим исключительно они. Даже если оставить в стороне этичность подобного поведения узкой группы советских научных работников, подмявшей под себя все переводы и даже филологические работы по древнерусской литературе (без рецензии Лихачева, говорят, не могла выйти ни единая книга), следует заметить, что деятельность их, приносившая им доход и почет, была бесполезна и бессмысленна для науки и для общества - мартышкин труд. Да, имеются в древнерусских текстах места, которые мог бы перевести правильно даже совершенно невежественный человек, ничего не знающий из грамматики, например «и рече Олегъ», но чтобы установить эти места, нужно открыть подлинный текст… Иначе говоря, каждый перевод Лихачева и его подчиненных нужно обязательно сверять с подлинником. Иной раз, впрочем, подлинник открывать не требуется: и без него видно, что в переводе дана совершенная ахинея, бессмыслица полная (еще примеры ниже).

Переводческий вклад в науку академика Д.С. Лихачева соответствует вкладу в нее печально известного академика Т.Д. Лысенко - с той только разницей, что деятельность Лысенко наша наука давно уже преодолела, а переводческую деятельность Лихачева - еще нет. Деятельность его переводческая попадает под определение лженауки - вымыслов своего воображения, выдаваемых за научные решения.

Норманнская теория в «Повести временных лет»

Многие полагают, что т.н. норманнская теория, теория построения огромного и, главное, культурного древнерусского государства дикими германцами, не имевшими вообще никакой культуры, отражена уже в «Повести временных лет», но это следствие лишь невежественного восприятия текста, в частности - в переводе Лихачева, который, разумеется, является не переводом, а невежественным вымыслом:

Даже без обращения к подлиннику очень хорошо видно, где идет полная ахинея, в двух местах:

«Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы,– вот так и эти».
«И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были словене».

Что значит предложение «варяги назывались русью, как другие называются шведы»? Думал ли автор, что он пишет? Здесь возникает по сути ее шизофреническая картина, разрыв мысленного образа, два одновременных его значения, исключающие друг друга: из текста ясно, что, с одной стороны, варяги являются народом, имеющим данное имя, помянут даже «род варяжский» (народ), но с другой стороны, варяги - это общность германских народов, помянутых в тексте (та же история, кстати, и с летописными славянами). Причем это совершенно очевидно: если бы летописец в первом случае, говоря об изгнании варягов, понимал под ними общность германских народов, как чуть ниже, то с какой стати он называл их русскими? Наименование общности германских народов варягами летописцу было совершенно ясно, как видно из текста, а русскими он их не считал:

И идоша за море къ варягомъ к руси, сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зъвутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гъте, тако и си.

По подлиннику очень хорошо видно, что из перевода выпущен союз «сице бо» - так как (сице значит так, а второй член формален, как, например, в почти современном союзе раз что - если). Летописец попытался объяснить, что в данном случае русское слово совпадает с германским, как «свие» - свитые, «урмане» - боровики (к сл. урман, лес), «анъгляне» - иногляды, «гъте» - готовые. Это, конечно, не самая красивая историческая теория, но мысль выражена все-таки четко:

И пошли за море к варягам, к русским, так как звались те варяги русскими, как другие варяги зовутся свитыми, другие же урманами, иноглядами, другие готовыми.

Отсюда даже без перевода разумный человек, а точнее говоря - человек в своем уме, сделал бы вывод, что варяги-русь не могут быть ни шведами, ни норманнами, ни англичанами, ни готами, так как все эти народы помянуты в одном предложении, т.е. являлись они разными народами в глазах летописца. Ну, можно ли на основании данного текста вывести норманнскую теорию как устроение русского государства шведами? Вполне очевидно, что в данном случае мы сталкиваемся и с анахронизмом в слове варяги, и с древним его значением. Анахронизмом по отношению к описанному времени являются, разумеется, пояснения летописца, который называет варягами общность германских народов. История этого слова предельно проста, и не понимать ее просто стыдно. Слово это было заимствовано у нас византийскими греками в искажении Βάραγγοι (варанги, двойная гамма читается, как в слове ангел, ἄγγελος) и перенесено на наемников-германцев, приходивших служить Византии. От греков же новое значение вернулось рикошетом и распространилось у нас вообще на германцев… Несомненно, что человек, написавший приведенный выше отрывок, знал не только слово Βάραγγοι, но и новое его русское значение, обобщение, так как варягами он называл германцев вообще.

Это т.н. Русская правда, закон, а речь идет о каких-то военных, так как помянута рота - клятва оружием. Точнее их уже не определишь.

Ни Лихачев, ни кто-либо иной не обратил внимания на указанное простейшее логическое противоречие только по той причине, что не понимал приведенного текста. Да, слова-то все знакомые, а вот смысл убегает в силу непонимания синтаксиса, в частности - союза «сице бо». В комментариях Лихачев жаловался, что норманисты стремились себе найти опору в данных словах, но как же им не стремиться, помилуй бог, если ясно написано в переводе того же Лихачева, что «новгородцы - варяжского рода»? Подумайте, какая ахинея: «Новгородцы же - те люди от варяжского рода, а прежде были словене». Каким же образом новгородцы сменили свою национальность? Не показалось ли это автору перевода хоть немного странным? Нет, по его мнению, новгородцы составляли социальную опору «варяжского рода» - «принадлежность к организации рода», а виноваты оказались норманисты…

Чтобы перевести данное предложение, нужно знать, что такое второй именительный падеж и союз «ти». Кстати, двойной именительный употребляется в современном языке, например он был хороший человек, что по форме, по связям синтаксическим, совершенно равно предложению «прозвася Руская земля новугородьци». Разница же между современным и древним употреблением в том, что теперь объект в первом и втором именительном должен быть один, а определяется это по смыслу. Все очень просто, гораздо проще, чем «принадлежность к организации варяжского рода»:

И коли от тех варягов прозвалась Русская земля новгородцами, то стали люди новгородцами из роду варяжского, а прежде были славяне.

На возвышенном языке эллинском это называется ирония - притворство, насмешка над мнением в доведении его до абсурда. Летописец продолжает свои краткие комментарии в прежнем духе, твердо полагая, что русские не имеют отношения к германцам. Отсюда, кстати, мы узнаем о новгородском происхождении этнонима русский, что «современной науке», увы, неведомо за отсутствием перевода летописи.

«Современная наука» вывела, что в нашей летописи создана «легенда о варяжском происхождении» русских, но выше мы рассмотрели эту легенду вполне и нашли, что ее выдумали невежественные наши переводчики вроде Лихачева - если, конечно, понимать под варягами германцев, как обычно и понимают. Странность же в том, что варяжское, но не германское происхождение русских поминается в ином месте «Повести временных лет», в самом начале, в описании происхождения народов, где русские помянуты дважды:

В подлиннике разницы в написаниях нет. Дикое же с современной точки зрения слово «сидят» следует понимать в смысле осели, оседлый. Увы, «перевод» Лихачева заключался в бездумном переписывании древнего текста, грамматически трудные места которого излагались на основании беспочвенных вымыслов. Обратите внимание на невежественное написание «заволочская чудь». Правильно, повторим, будет заволоцкая, от слова за волоком. В летописи-то Ч поставлено правильно (волок - волочить), но теперь на дворе не двенадцатый век, иные правила.

В комментариях Лихачев написал: «русь - А.А. Шахматов и некоторые другие исследователи считают, что в перечень народов русь вставлена позднейшим летописцем - тем, который создал легенду о варяжском происхождении руси». Допустим, что летописец создал легенду и в тексте ее выдвигал против нее искренние возражения, которые мы разобрали выше, но мог ли он произвести вставку в летопись, противоречащую его мнению о славянском происхождении русских, отраженному в приведенном выше отрывке? Этого быть не могло.

Совершенно очевидно, что некий древний летописец полагал два народа с именем русские, что и отражено в приведенном отрывке. Одни русские у него находились среди германо-романских народов Европы, причем это отнюдь не шведы и не норманны, помянутые рядом, и даже не варяги, тоже помянутые в перечне, а другие русские - на русском севере, где и должны находиться этнические русские. Безусловно, некая связь между двумя этими русскими должна была быть, но в летописи, увы, ничего о том нет…

«Ловоть» - это на самом деле Ловать, пустяк, да и прочие ошибки не особенно важны.

Если бы это прочитал человек с независимым мышлением, не наш историк, охмуренный всяческими теориями, иной раз безумными вроде норманнской, то он бы нипочем не догадался, что «путь из варяг в греки» - это путь со Скандинавского полуострова в Черное море и Византию. Где в приведенном тексте описан путь со Скандинавского полуострова? Даже у Лихачева написано «тут был путь из Варяг в Греки» (нужно, конечно, с большой буквы, это верно), а далее описан путь на север по Днепру - путь на север от греков. Иначе говоря, «тут» (в подлиннике такого слова нет) - это в пределах Черного моря, с неких гор на Черном море до неких греков на том же море (они и в Крыму жили), а уж «оттуда» в Днепр и далее. В отрывке описано путешествие вокруг Европы, из Черного моря на север по Днепру и обратно в Черное море по океану, сливающемуся в воображении летописца с «морем Варяжским». Смысл этого описания не ясен, но скандинавские германцы здесь уж точно ни при чем. Балтийское море названо здесь Варяжским в приведенном выше позднем смысле слова варяги - Германским морем, т.е. по отношению к нашим доисторическим временам, кои и описывает приведенный отрывок, это анахронизм. Тем не менее многие историки полагают, что раз написано «путь из варяг в греки», то это уж точно от германцев к грекам, а потому на прочий текст внимания можно не обращать… Нет, большего абсурда и нарочно не придумаешь.

При рассмотрении древнейших варягов следует, конечно, отвлечься от невежественного отождествления их с теми или иными германцами: логичных оснований для такого отождествления нет никаких. Нет оснований и сомневаться в существовании варягов, так как в той же летописи они помянуты как действительный народ

Луда - это не плащ, а к слову лудить, т.е. кольчуга, луженая, вероятно, от ржавчины. Соответственно, нетрудно понять удивление современников, запомнивших Якуна: слепому не нужна кольчуга, а на кольчуге не нужно золотое шитье…

Здесь уже и ложь наблюдаем: нигде, ни в едином списке Лаврентьевской летописи и Ипатьевской, нет приведенного Лихачевым искаженного слова «сьлепъ» - везде стоит «слепъ», даже в указанном издании отмечено в разночтениях: «В Лавр. и др. списках слепъ», Указ. соч., стр. 137, т.е. явное недоразумение не наименование Якуна слепым, а «конъектура» современной науки, беспричинно отождествившей Якуна и Хакона. Это вообще отличный метод исторический: не действительность следует выводить из древнего текста, а наоборот, древний текст читать на основании своих беспочвенных вымыслов о прошлом. Что же касается Эймундовой саги, то это полная ахинея, столь глупые и дикие вымыслы, что ссылаться на них просто неудобно. Кроме того, в доступном у нас тексте Эймундовой саги никакой Хакон не помянут (там, наверно, тоже «конъектура» делается для правильного «чтения» - методика научная).

Можно также добавить, что в Ипатьевской летописи имя Якун читается Акун. Это, наверно, огрубленное тюркское сочетание Ак-кюн, Белое солнце (мягкое это Ю у нас огрублялось стойко: куна, куница). Возможно, германское имя Хакон происходит отсюда, из этого сочетания, но Хакон и Акун - это, конечно, разные лица. Нет оснований их отождествлять - тем более со ссылкой на художественную ахинею, Эймундову сагу. Подобная ссылка - это все равно что научная ссылка на художественный фильм об американских индейцах (да, он тоже снят на некотором основании действительности - как и Эймундова сага написана).

Нет никаких сомнений, что помянутый в приведенном отрывке Акун принадлежал к тем самым варягам начала нашей летописи - народу, не имевшему этнического отношения к германцам. Отождествить их можно с аварами, обрами нашей летописи, см. ст. «Древняя Русь и славяне»,- тем более что звучат имена авары и варяги похоже, будто с одним корнем вар. Иначе говоря, варяжская теория нашей летописи имеет право на существование - в отличие от норманнской и славянской, которые не выдерживают даже самой поверхностной критики.

Славянская теория в «Повести временных лет»

Каждый, наверно, слышал про многочисленные славянские племена, которые издавна жили в Восточной Европе, занимая огромные территории, но почти никто не знает, что источник его убеждений - всего лишь несколько строк «Повести временных лет», причем весьма и весьма сомнительных, откровенно лживых. Да, разумеется, существуют христианские средневековые исторические источники, в которых помянуты некие славяне, однако же в них нет утверждений о славянском языке, родственном русскому, и о принадлежности этого родственного русскому языка многим народам, якобы тоже родственным, идущим от единого корня. Более того, например, из византийских источников нетрудно заключить, что поминаемые там всуе славяне говорили на германского корня языке, см. ст. «Древняя Русь и славяне». Более того, нет никаких независимых данных о существовании славянского языка и даже великих учителей славянского народа Кирилла и Мефодия, якобы подаривших славянам письменность. Все исходные данные ограничиваются нашими источниками, противоречивыми в них утверждениями, хотя, кажется, византийцы-то могли бы и знать о великих и даже святых своих соотечественниках Кирилле и Мефодии… Нет, не знали.

Кирилл-то, возможно, существовал, просто имя его не сохранилось в истории, см. последнюю часть статьи о Руси и славянах «Мать городов русских», а Мефодий откровенно вымышлен: был такой латинский епископ, помянутый Козьмой Пражским в «Чешской хронике» , к которому лжецы и приравняли византийского Мефодия. Ложь это столь же глупая, сколь наглая, но ведь пользуется успехом уже не первое столетие.

Нет совершенно никаких логичных оснований верить вздорным заявлениям летописца о том, что русские и славяне - это одно и то же. Это заявление противоречит, разумеется, прочим историческим источникам, в частности - мусульманским, но нашей «современной наукой» это в расчет не принимается…

Славяне в «Повести временных лет» предстают в таком же противоречии, как и варяги в рассмотренном выше отрывке. С одной стороны, летописец именует славянами множество народов, а с другой стороны, у этого множества народов был предок по имени славяне, некий определенный народ, говоривший на равном русскому языке. По утверждению авторов «Повести временных лет», жил этот народ или в Римской провинции Норик (Noricum), что была в верхней излучине Дуная, где теперь Мюнхен, или же в Иллирии, на восточном берегу Адриатического моря, напротив Италии.

Невозможно, конечно, поверить в описанное расселение народа по имени славяне на просторах, измеряемых тысячами километров, от верховьев Дуная до Днепра и от Черного моря до Белого,- просто потому, что для этого потребовались бы миллионы людей, говорящих, подчеркнем, на одном языке. Чтобы язык славянский возобладал на столь огромных территориях, они должны были численно и, главное, культурно превосходить местное население, но последнее противоречит историческим источникам. Мусульмане, например, описывают дунайских славян как самую примитивную социальную организацию - с натуральным налогом, пищей и платьем, см. ст. о Руси и славянах, но у русских в то же время отмечают внешнюю торговлю вплоть до Китая. Разрыв это столь чудовищный, бездна, что говорить о происхождении русских от славян, из землянок с натуральным хозяйством, способен только безумец. Да и неужели переселение столь огромных даже по нынешним временам людских масс прошло незамеченным для всех европейских историков, в первую очередь византийских? Неужели столь великий числом культурный народ сумел укрыться от ока византийских и прочих историков? Этого не может быть.

Отличный пример для сравнения и понимания у нас перед глазами - Русь. Можно ли вообразить даже в бреду, что византийские греки ничего не знали о Руси? Нет, это немыслимо совершенно. Да, но почему же тогда они ничего не знали о гигантском расширении славянской империи, включавшей в себя Русь территориально? Ну, на каких же еще основаниях, по каким причинам, великий народ мог бы расселиться по огромным территориям или уж только распространить там свой язык?

Можно поверить в постепенное и естественное расселение славян вниз по Дунаю и в уход будущих поляков из низовьев Дуная на Вислу от притеснений, но только не в дальнейшее массированное переселение на просторы от Черного моря до Белого. Это просто абсурд, и ведь даже намека нет на подтверждение этих сведений в европейских исторических источниках. Даже в наших источниках по столь великому поводу имеется всего лишь несколько общих фраз.

Автор «Повести временных лет» очень настойчиво связывает воедино расселение славянского народа и распространение славянского языка, однако для человека, даже поверхностно знакомого с мировой историей, связи здесь нет никакой: это крайне примитивный взгляд на историю и, главное, недействительный, не находящий себе фактического подтверждения. Например, как вы думаете, происходят ли от единого народа казахи и турки? Нет, конечно, ведь у них даже расы разные, но говорят-то они на языках тюркского корня, т.е. распространение языка в данном случае не имеет отношения к расселению людей и биологическому наследству. Разумеется, язык распространяется людьми, точнее культурными империями, но такое распространение не проходит незамеченным. Например, тот же тюркский язык с Дальнего Востока в Европу принесли гунны, и это очень хорошо известно, хотя от гуннов и не осталось собственной их истории, письменных источников. Да, но почему же тогда о славянах не известно ничего?

Разумеется, возражения против славянской теории были в древние времена. В частности, как можно заключить из «Повести временных лет», были люди, которые подвергали сомнению киевское происхождение русских и отстаивали, разумеется, новгородское. Поскольку же ответить на критику апологеты славянства не могли, в ход пошли насмешки. Вот весьма занимательная притча, насмешка «церковнославян» над своими противниками, посвященная спору о месте происхождении русских

Обратите внимание, сколько яду и наглости в ключевой мысли повествования: Киев еще только предсказан был апостолом, а новгородцы уже вовсю парились в своих банях, на диво тому же апостолу. Этот анекдот - явная насмешка над теми людьми, которые утверждали, что Новгород древнее Киева и русские происходят из Новгорода.

Подумайте, как чудовищная, просто фантастическая наглость: в свои бредни наши «церковнославяне» даже ученика Христа вовлекли, причем без малейшего зазрения совести.

Стоит отметить, что анекдот этот опирается на рассмотренный выше рассказ о гипотетическом пути вокруг Европы, из которого человек невежественный, не знавший размеров Европы и моря Варяжского, мог заключить, что используемый в древности путь в Рим из Черного моря мог проходить вокруг Европы - через Днепр, Балтийское море и океан в Средиземное море, на берегах которого и находится Рим. Иначе говоря, анекдот о новгородцах, удививших апостола,- это отнюдь не народная мудрость, не фольклор, а сочинение, построенное на фактах исторической литературы, т.е. научное.

Анекдот о новгородцах свидетельствует, что у славянской исторической теории на Руси были противники, а возразить им «церковнославяне» не могли, почему и перешли к насмешкам… Да, но много ли стоит древняя историческая теория, которую уверенно отвергала часть ее современников? Можно ли было безоговорочно поверить в эти бредни?

Варяжская теория в «Повести временных лет»

Языки распространялись и распространяются через империи, культурные империи, через построенную социальную структуру, охватившую области со значительным населением, где люди перенимают чужой язык в силу вовлеченности в социальные отношения, причем бесписьменные народы, как заметил Л.Н. Гумилев, меняют язык очень легко. Да, но где же в Европе Славянская империя? Нигде, ее не было, т.е. не было и не единой действительной причины для распространения славянского языка.

Простейший этот вывод из мировой истории - языки распространяются империями - находит, разумеется, себе подтверждение и в нашей истории. В «Повести временных лет» есть упоминание об империи варягов:

Также выше приведено утверждение, что варяги были русскими, и это совершенно соответствует мировой истории: так и должно быть. Русский язык должен принадлежать не славянам, германцам по преимуществу, а именно варягам, причем варягам не в Киеве, а в Новгороде, как мы знаем из анализа варяжской теории выше.

Мы не можем, конечно, допустить, что в Европе в девятом веке по РХ была неизвестная империя (тем более у мусульман). Но империя, погибшая незадолго до рождения Руси и не оставившая своей письменной истории, была только одна - Аварский каганат. Следовательно, мы просто обязаны заключить, что варяги - это русскоязычная часть аваров, названная на русском же языке (называться этот язык мог иначе - сведений нет). Что любопытно, от аваров осталось несколько слов, и все они укладываются в русский язык, см. третью часть статьи о Руси и славянах «Авары и Русь». Связь же варягов со славянами, конечно, прослеживается, ведь славяне-то дунайские жили под властью Аварского каганата. Соответственно, мы обязаны заключить и то, что язык русский был воспринят дунайскими славянами как один из имперских, распространился по Дунаю в пределах каганата, а позже на Вислу с бежавшими ляхами. Это вполне соответствует фактам мировой истории и выглядит даже банально - в отличие от фантастического расселения диких славян по огромным территориям, поверить в которое невозможно.

Соотнести это со славянской теорией, т.е. с планомерными развитием славян от Потопа до самого Киева, мог только человек, охмуренный всяческими «теориями», от глупых до откровенно безумных. Предельно ясно написано, что Олег захватил вражескую крепость, где оборонялись люди с именами нерусскими - Аскольд и Дир, после чего объявил здесь столицу нового государства. «Мать городов» - это перевод греческого слова митрополь (на более распространенном католико-греческом языке - метрополь, как Гомер вместо Омира или гегемон вместо игемона). Принадлежность же вражеской этой крепости на Днепре определяется из сочинения византийского императора Константина Багрянородного, из девятой главы его книги «Об управлении империй», названной «О росах, отправляющихся с моноксилами из Росии в Константинополь»

Строительство русских городов на Украине тоже начал Олег, как отмечено в предыдущем отрывке, но из невежественного перевода Лихачева это понять нельзя: «Тот Олег начал ставить города». В подлиннике написано иначе: «Се же Олегъ нача городы ставити», Указ. соч., стр. 14, что на современный язык переводится буквально: Это Олег начал города ставить, т.е. именно он начал строить русские города на Украине, в громимой хазарской империи, а не кто-либо иной. Очевидно, что именно поэтому и прозвали Олега Вещим: захватив небольшую хазарскую крепость на Днепре, он провозгласил здесь свою столицу для дальнейшей борьбы с хазарами, и вскоре возник здесь большой русский город, окруженный иными… А город был просто огромный по тем временам, крупнейший, наверно, в Европе,- с населением, вероятно, десятки тысяч человек . Только церквей в нем, как говорят, было четыреста.

Идеология в «Повести временных лет»

Из рассмотрения летописных данных очевидно, что славянская теория, теория происхождения русских от славян в Киеве и на Днепре, представляет собой наглую ложь, противоречащую не только историческим источникам, в том числе той же «Повести временных лет», но и самому здравому смыслу. И возникает, конечно, вопрос, с какой целью летописец катал откровенную ложь о великих культурных славянах, которых не было?

Ярослав Мудрый, конечно, не какой-то там Коцел, но и это наглость неописуемая, причем с любой, повторим, точки зрения - и греческой, и латинской.

Каждый легко может себе вообразить, как утверждалось христианство там, где правил этот Коцел: пришли немцы, одних перерезали, других на кровавые клочья разорвали, а потом строго объяснили, что делается это исключительно во имя всего самого светлого и прекрасного, что только знает человечество,- во имя Христа. Наши во главе с Владимиром поступили почти так же, только вместо чехов были византийские греки и христианство наши не навязывали, а принимали от греков, см. ст. «Крещение Руси».

Владимир оказал греческим императорам Василию и Константину военную помощь в борьбе со смутьяном Вардой Фокой в обмен на попов, после чего, естественно, ожидал обещанного. Нет, ищи дурака за пять римских сольдо, попов греки не прислали, обманули. Тогда Владимир собрался, пришел в Крым и взял греческий Херсонес, требуя уже не только попов, но еще и царевну греческую себе в жены, сестру Василия и Константина, в качестве пени за просрочку с попами. Пришлось императорам византийским отдать попов и царевну, которых наша летопись все же поминает под 988 г., хотя крещение Владимира приписывает не политической договоренности, а великому его духовному озарению… Это тоже наглая ложь. Разумеется, лжецов нельзя назвать христианами: это христианские политические идеологи.

Поскольку Владимир вырвал у греков христианских попов грубой силой - угрозой взять Константинополь после того, как он взял греческий Херсонес, возникло маленькое «каноническое» неудобство: вроде как христианство должны были распространять апостолы и подвижники, а рвать его у греков военной силой в политических целях…

Второй страшной политической проблемой новой империи стало то очевидное обстоятельство, что христианство было распространено на Руси - на русском севере, кончено - еще во времена патриарха Фотия, когда на русский язык была переведена Библия, задолго до Владимира, которого, тем не менее, помянутый выше Ларион без малейших сомнений огласил вполне равным апостолам и священной опорой существующей власти Ярослава Мудрого. Разумеется, это не было канонизацией в строгом смысле, так как в оном смысле у нас и Церкви-то не было, но святым Владимир был объявлен ясно. До нас дошло Слово Лариона о законе и благодати, где «канонизация» Владимира выражена предельно ясно - яснее некуда. Собственно, утверждение священности существующей власти и было целью обращения Лариона к верным. Задача это была исключительно политическая, а не духовная (всякая власть от Бога, сказал апостол Павел). Целью христианства является спасение душ, но отнюдь не воспитание их в правильном политическом убеждении или любви даже к христианской власти. Власть к спасению души отношения не имеет.

Утверждение священности власти - это, разумеется, идеология, вечная в мире идеология, ибо же любая крепкая власть утверждает себя священной - любая. Сложность заключалась только в том, чтобы сделать новую империю священной в смысле каноническом, а главное - без угроз и насилия, по-христиански. Разумеется, греки под пытками или угрозами сровнять с землей Константинополь подтвердили бы даже то, что Христос родился на Руси и с Руси ушел учить в Палестину, но кому это было нужно? Да и только ли от греков требовалось признание священности новой мировой империи?

Славяне родились только потому, видимо, что требовалось канонизировать власть в новой мировой империи. Священные христианские книги на русском языке существовали до Владимира - их объявили славянскими, а не русскими, чему летописец уделил огромное внимание, выдумав цитированный выше рассказ. Христианство существовало на Руси до Владимира - его объявили славянским, а не русским. Все было обрублено по самые славяне, в первую очередь - история. Русские со священной их империей начались от святого равноапостольного Владимира или уж совсем немного раньше, а до Владимира были исключительно славяне, предки русских.

Чем же хорош был новый подход к истории в смысле «каноническом»? Да хотя бы тем, что славяне никогда силой не рвали у греков христианство - наоборот, греки душили их и рвали на кровавые клочья во имя всего самого светлого и прекрасного, что только знает человечество,- во имя Христа. Славяне никогда не громили Константинополя и вообще были кротки и тихи, аки самые агнцы. Славян никто и никогда в Византии не назвал бы страшным именем Рос из книги пророка Иезекииля, как греки по сей день называют нас, русских,- от библейского имени князя Рос Мосоха и Фовеля, этого Гога и Магога, посланца жестокого Адонай-господа, пришедшего воевать с севера во главе многих народов. По сей день нет ни единого текста на греческом языке, в котором русские были бы названы правильно, от корня рус, а не библейского рос (вообще-то, правильно он Рош, но у греков не было еврейской буквы шин - Ш, ее заменяли на С). А чтобы понять причину этого наименования, достаточно почитать посвященные нашим предкам слова Фотия…

Кажется так, что причиной рождения лжи в нашей летописи была не гордыня, как обычно случается, желание возвеличить себя за счет унижения иных, а наоборот - желание умалить себя, снизойти до низших, в частности до славян. Разумеется, ложь есть ложь, но ведь мотивы кое-что значат, не так ли?

Огромную роль в фальсификации истории под славян сыграл, наверно, отказ греческой власти признать нашу Церковь, отчего и потребовались славяне, к которым в Иллирик ходил сам апостол Павел - «учитель нам, русским». Сильно сказано, не правда ли? Что против этого все греческие церковные иерархи и тем более светская власть? Да ничто, пустое место.

Славяне были просто незаменимы для идеологии, и если бы их не было в Аварском каганате во время оно, то следовало бы их даже выдумать в целях торжества идеологии - утверждения священности власти в государстве равноапостольного Владимира. Собственно, история - это и есть идеология, всегда и везде, ибо же прошлое всегда и везде есть фундамент будущего. Исторические сочинения пишутся отнюдь не для того, чтобы открыть потомкам всю правду-матку истинную, как полагают некоторые наивные люди, а для современников, для того, чтобы владеть умами современников и, соответственно, будущим. И как это ни поразительно, владение будущим иной раз удается историкам. Например, нашими умами ныне владеют столь лютые мракобесы многовековой давности, что даже представить их страшно…

Впрочем, наверняка они были большие праведники: по средам и пятницам мяса не ели, блуда не творили и так далее, по списку. Ну, а коли и соврали где вольно или невольно, то ведь не греха ради, а из самых лучших побуждений - священных, как им казалось. Очень даже может быть, что некоторые из них сами верили в свою ложь, считая ее строгим выводом, а фальсификацию истории всего лишь «конъектурой», как нынешние. Ну, сделал ты ряд «конъектур» и навыдумывал кучу глупостей, как Лихачев,- разве же плохо это с точки зрения субъективной? И если Лихачев наверняка считал себя ученым, то почему же прошлые эти мракобесы должны были мнить о себе иначе? Чем их гигантская «конъектура» отличается от «конъектуры» Лихачева и ему подобных? Да ничем по большому-то счету: то и другое всего лишь история, наука такая.

Категории

Популярное