Загадки необъявленной войны на халхин-голе. Июльские бои Сражение у горы Баин-Цаган

52, 53. Советские танкисты осматривают брошенный на поле боя японский танк Тип 95 "Ха-го" (маньчжурский вариант) лейтенанта Ито из состава 4-го японского легкого танкового полка полковника Тамады. Район реки Халхин-Гол, 3 июля 1939 года (АВЛ).

Согласно разработанному плану 2 июля японцы перешли в наступление. За день до начала наступательной операции японская авиация прекратила свои полеты. Но это не ввело в заблуждение советские войска на переднем крае, а, наоборот, насторожило их. Под вечер, когда спала дневная жара, японская артиллерия открыла сильный огонь по позициям противника. Имея целью обеспечить сосредоточение и переправу ударной группы генерал-майора Кобаяси, пехотные и танковые части правого фланга группы генерал-лейтенанта Ясуоки начали наступление первыми. Уже вечером 2 июля противник ввел в действие до 80 танков. В завязавшемся бою японцам удалось сбить боевое охранение 149-го стрелкового полка и 9-й мотоброневой бригады и к исходу 2 июля оттеснить на юго-запад левый фланг советско-монгольских частей. При этом части противника вклинились в наш боевой порядок, а танки проникли до наших артиллерийских позиций. Метким огнем прямой наводкой советские артиллеристы отбили танковую атаку японцев. Противник потерял до 30 машин. Из числа экипажей этих машин советские воины захватили в плен 11 японских танкистов, а остальных уничтожили.

3 июля в 2 часа ударная труппа Кобаяси, подойдя скрытно к Халхип-Голу, начала переправу. Закончив ее между 7 и 8 часами, японцы стали быстро продвигаться к горе Баин-Цаган.

Между тем, командование советско-монгольских войск, не имея еще сведений о начавшейся у Баин-Цаган переправе японцев, но уже получив данные о переходе в наступление пехоты и танков противника против 149-го стрелкового полка и 9-й мотоброневой бригады, отдало приказ:

– 6-й кавалерийской дивизии Монгольской Народно-революционной армии перейти к "Развалинам" и выдвинуть 15-й кавалерийский полк на восточный берег Халхин-Гола для обеспечения левого фланга 9-й мотоброневой бригады;

– 11-й танковой бригаде выйти в район 6 км юго-западнее "Развалин" и быть готовой нанести фланговый удар с севера по наступающему противнику;

– 7-й мотоброневой бригаде выйти к отметке 752 (12 км северо-западнее горы Хамар-Даба) в целях сковывания противника с фронта.

24-й мотострелковый полк получил задачу выйти в район озера Хуху-Усу-Нур для нанесения удара с запада.

Таким образом, резерв советско-монгольских войск, сосредоточиваемый для нанесения флангового удара по наступающей группе генерал-лейтенанта Ясуоки, фактически выходил навстречу ударной группе Кобаяси.

Около 5 часов 3 июля 15-й кавалерийский полк подошел к переправам, чтобы переправиться на восточный берег Халхин-Гола, но наткнулся на японцев и вступил с ними в бой. Под давлением превосходящих сил противника он вынужден был отойти на северо-запад.

Переправившись через реку, противник к 8 часов 3 июля занял гору Баин-Цаган и стал продвигаться на юг по западному берегу Халхин-Гола.

Японцы сразу же начали укреплять берег фортификационными сооружениями и сосредоточивать здесь свои главные силы. Саперы строили блиндажи, а пехотинцы рыли одиночные круглые окопы. По крутым склонам на вершину горы втаскивались противотанковые и дивизионные пушки.

Около 9 часов передовые части японцев были атакованы 2-м танковым батальоном, следовавшим в авангарде 11-й танковой бригады, которая двигалась в назначенный ей район.

Положение для оборонявшихся складывалось критическое, но на выручку поспешил заблаговременно созданный Г.К. Жуковым подвижный резерв. Не давая противнику времени на организацию дальнейших наступательных действий, Жуков со всей решительностью, не дожидаясь подхода стрелкового полка сопровождения (мотопехоты), бросил в бой прямо с марша находившуюся в резерве 11-ю танковую бригаду комбрига М.П. Яковлева, которую поддержал монгольский бронедевизион, оснащенный бронеавтомобилями БА-6 с 45-мм пушками.

Принимая такое рискованное волевое решение, Жуков разошелся во мнениях с командармом Г.М. Штерном. Тот, исходя из положений боевого устава РККА, считал, что танки на укрепленные полевые позиции неприятеля без поддержки пехоты посылать нельзя и требовал дождаться подхода стрелкового полка сопровождения. Однако Жуков настоял на своем и впоследствии Штерн признал, что в той ситуации принятое решение оказалось единственно возможным.

Получив первый удар и узнав о встречном движении сильной бронетанковой группы советско-монгольских войск, противник решил закрепиться в районе горы Баин-Цаган, используя против наших танков и бронемашин свою противотанковую артиллерию.

Когда командованию советско-монгольских войск стало известно о переправе японцев в районе Баин-Цаган, оно решило немедленно атаковать противника, окружить его и уничтожить. Для этого 2-му батальону 11-й танковой бригады и бронедивизиону 8-й кавалерийской дивизии (18 бронеавтомобилей БА-6) приказывалось активными действиями связать противника с фронта и не допустить его продвижения на юг, главным силам 11-й танковой бригады нанести удар с севера, 24-му мотострелковому полку – с северо-запада, 7-й мотоброневой бригаде, подходившей позднее, – с юга.

Стремительный удар танкистов, поддержанный огнем всей имеющейся артиллерии, поставленной на прямую наводку, и ударами советской авиации, ошеломил противника. Завязались жаркие воздушные схватки. В отдельные моменты в небе над горой Баин-Цаган находилось до 300 самолетов воюющих сторон. Японцы, не успевшие после переправы через Халхин-Гол развернуться в организованные боевые порядки, не смогли противостоять дерзкой атаке танковой бригады. Вскоре танкистов поддержали подошедшие батальоны 24-го мотострелкового полка и 7-й мотоброневой бригады, имевшей в своем составе 154 БА-6, БА-10, ФАИ.

Выполняя приказ командования, главные силы 11-й танковой бригады совместно с бронедивизионом 8-й кавалерийской дивизии Монгольской Народно-революционной армии около 11 часов 3 июля развернулись и с хода атаковали японцев: 1-й батальон 11-й танковой бригады, охватывая гору Баин-Цаган с северо-запада, атаковал противника во фланг и в тыл, а 3-й батальон этой бригады и бронедивизион 6-й кавалерийской дивизии (18 БА-6) атаковали с запада, зажав таким образом неприятеля в стальное танковое полукольцо.

54, 55. Советские танкисты осматривают брошенную японскую военную технику. Район горы Баин-Цаган, 3 июля 1939 года (АВЛ).

Маршал Советского Союза Г.К. Жуков в своих "Воспоминаниях и размышлениях" писал о том бое:

"Бригада наносила удар с северо-запада; один ее танковый батальон, взаимодействуя с броневым дивизионом 8-й монгольской кавалерийской дивизии и дивизионом 185-го тяжелого артиллерийского полка, атаковал противника с юга.

Развернувшаяся танковая бригада в количестве 150 танков, при поддержке 40 самолетов, стремительно ринулась на врата. В головных порядках главных сил бригады двинулся батальон под командованием командира батальона, замечательного воина майора Михайлова, а впереди батальона уже врезался в боевые порядки японцев взвод лейтенанта Кудряшова, исключительно отважного танкиста.

Японцы были ошеломлены стремительным ударом танковой бригады, притихли в своих противотанковых лунках и только через 10 минут открыли артиллерийский огонь по нашим танкам. От огня противника загорелось несколько танков, и это, видимо, как-то подбодрило японцев. Они значительно усилили артиллерийский и пулеметный огонь. На поле боя уже горело до 15 наших танков. Но никакая сила и огонь врага не могли остановить боевою порыва наших славных танкистов.

Было около 12 часов. По нашим подсчетам, с минуты на минуту должен подойти и вступить в бой 24-й мотострелковый полк. Он был крайне необходим для взаимодействия с танковой бригадой, которая без пехоты несла значительные потери. Но, как это иногда случается на войне, 24-й мотополк вышел по ошибке не к озеру Хуху-Усу-Нур, а к "Развалинам".

Развернувшись в боевой порядок, в 13 часов 30 минут – южнее озера Хуху-Усу-Нур 24-й полк перешел к наступление, нанося удар с запала на восток. Несколько позже вступила в бой 7-я мотобропевая бригада полковника Лесового.

Японцы отбивались от наших атак отчаянно. Но грозная лавина танков, бронемашин и пехоты все дальше и дальше продвигалась вперед, ломая и громя все, что попадало под гусеницы танков, огонь артиллерии, под удар пехоты.

Японцы бросили всю свою авиацию против атакующих наших войск, но ее встретила и атаковала наша авиация. Бой с неослабевающей силой продолжался всю ночь.

Утром, подбросив за ночь свежие силы, японцы попытались перейти в наступление, но эта их попытка была немедленно подавлена".

56. Брошенная японскими войсками грузовая автомашина Тип 94 "Исудзу" из состава сводной бронетанковой бригады генерала Ясуоки. Район горы Баин-Цаган, июль 1939 года (АВЛ).

Японский солдат Накамура так описал в своем походном дневнике бой 3 июля у подножия горы Баин-Цаган:

"Несколько десятков танков напали внезапно на наши части. У нас произошло страшное замешательство, лошади заржали и разбежались, таща за собой передки орудий; автомашины помчались во все стороны. В воздухе было сбито 2 наших самолета. Весь личный состав упал духом. В лексиконе японских солдат все чаще и чаще употребляются слова: "страшно", "печально", "упали духом", "стало жутко".‹9›

Противник оказался окруженным в районе горы Баин-Цаган с северо-запада, запада и юга. С востока протекала река.

Сумев быстро укрепиться на горе Баин-Цаган и организовав противотанковую оборону, японцы оказывали упорное сопротивление. Бой длился весь день 3 июля.

В конце дня, около 19 часов, наши войска предприняли одновременную атаку с трех сторон. Однако противнику удалось отразить ее. Бой продолжался и ночью.

Начавшиеся трехдневные бои за обладание горой Баин-Цаган оказались бескомпромиссными. С обеих сторон в них участвовало до 400 танков и бронемашин, более 800 артиллерийских орудий, сотни самолетов. Особенно отличились 149-й и 24-й стрелковые полки под командованием майора И.М. Ремизова (ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза) и И.И. Федюнинского. Японцы постоянно атаковали, стремясь вернуть себе инициативу в боях, но комкор Г.К. Жуков и начальник штаба 57-го отдельного корпуса комдив М.А. Богданов быстро реагировали на малейшее изменение обстановки на берегах Халхин-Гола.

Поскольку наступавшие японские войска имели заметное численное превосходство, к ночи 3 июля советские войска отошли к Халхин-Голу, сократив свой плацдарм к востоку от ее берега. Однако ударная группировка японцев под командованием генерал-лейтенанта Ясуоки со своей задачей не справилась.

4 июля враг сам пытался перейти в контратаку. В то же время его авиация большими группами стремилась нанести удар с воздуха, чтобы деморализовать советско-монгольские войска. Но наши летчики преградили путь вражеской авиации и в развернувшемся воздушном бою обратили ее в бегство. Встреченная ураганным огнем артиллерии контратака противника захлебнулась.

57, 58. Осмотр советскими военными специалистами тяжелого штабного автомобиля японской Императорской армии. Район горы Баин-Цаган, июль 1939 года (АВЛ).

Вечером 4 июля наши части предприняли третью общую атаку по всему фронту. Ожесточенный бой затянулся на всю ночь.

Напрягая последние усилия, японцы стремились во что бы то ни стало удержать в своих руках гору Баин-Цаган.

К вечеру 4 июля японские войска удерживали только вершину Баин-Цаган – узкую полоску местности в 5 километров длиной и 2 километра шириной. На этом участке были сосредоточены все силы японцев, которые переправились на западный берег Халхин-Гола. Бои на Баин-Цаган не утихали весь вечер и всю ночь.

К 3 часам 5 июля сопротивление врага было, наконец, сломлено. Не выдержав натиска советско-монгольских частей, в особенности наших танков, противник в беспорядке устремился на восточный берег Халхин-Гола. Единственный понтонный мост, наведенный японцами для переправы, был ими же преждевременно взорван.

Охваченные паникой японские солдаты и офицеры бросались прямо в воду и тонули на глазах наших танкистов.

Только болотистые берега и глубокое русло Халхин-Гола помешали нашим танкам и бронемашинам переправиться на восточный берег реки. Остатки японцев на западном берегу были уничтожены в рукопашной схватке. В районе горы Баин-Цаган противник потерял тысячи солдат и офицеров, а также огромное количество вооружения и боевой техники. Наши летчики сбили за время боев в районе Баин-Цаган 45 японских самолетов.

Таким образом, японцы, стремясь глубоким маневром в обход окружить и уничтожить советско-монгольские части, сами попали в окружение, которое закончилось разгромом их главной группировки. Боевые действия советско-монгольских войск в районе Баин-Цаган являются блестящим примером активной обороны наших войск, завершившейся решительным поражением ударной группировки врага. Основную роль в разгроме противника сыграли танки и бронемашины. Опыт боев показал, что эти быстро подвижные средства, сочетая в себе маневренность и ударную силу, могут быть с не меньшим эффектом использованы не только в наступлении, но и в обороне. Необходимыми условиям для этого являются правильная постановка боевых задач, соответствующая боевым свойствам этого оружия, умелое управление бронетанковыми соединениями со стороны общевойсковых и танковых начальников, четкая и правильная организация взаимодействия с другими родами войск.

В результате неординарных боевых решений военачальника Г.К. Жукова японские войска у горы Баин-Цаган оказались наголову разгромленными и к утру 5 июля их сопротивление оказалось сломленным. На горных склонах погибло более 10 тысяч неприятельских солдат и офицеров. Остатки японских войск в беспорядке и панике бежали на противоположный берег реки. Они потеряли почти все свои танки и большую часть артиллерии.

59. Командир Красной Армии осматривает трофейную японскую танкетку Тип 94 "ТК". 3-й средний танковый полк японской армии (под командованием полковника Йошимару). Район реки Халхин-Гол, июль 1939 года (АВЛ).

Трехдневные бои на беретах Халхин-Гола японские войска вели под командованием "специалиста по Красной Армии" генерал-лейтенанта Мититаро Камацубары. Как уже упоминалось, в свое время он был военным атташе посольства Страны восходящего солнца в Москве. Его "отъезд" с поля боя под Баин-Цаган описывает в своем армейском дневнике старший унтер-офицер его штаба Отани:

"Тихо и осторожно движется машина генерала Камацубары. Луна освещает равнину, светло как днем. Ночь тиха и напряжена так же, как и мы. Халха (Халхин-Гол. – Прим. авт. ) освещена луной, и в ней отражаются огни осветительных бомб, бросаемых противником. Картина ужасная. Наконец мы отыскали мост и благополучно закончили обратную переправу. Говорят, что наши части окружены большим количеством танков противника и стоят перед лицом полного уничтожения. Надо быть начеку".

Японское командование не сумело использовать свои танки для маневра. Оно направило их в группу, которая выполняла, по существу, задачу сковывания наших войск на восточном берегу Халхин-Гола, и тем самым лишило свою ударную группировку необходимых быстроподвижных и ударных средств.

Как позже отмечал Г.К. Жуков, песле сражения за высоту Баин-Цаган японские войска "…больше не рискнули переправляться на западный берег реки Халхин-Гол". Все последующие действия пограничного конфликта проходили на восточном речном берегу.

В Генеральном штабе РККА был сделан обстоятельный (на основе боевых донесений с мест событий) разбор боев с 5 по 9 июля. В телеграмме Ворошилова и Шапошникова командующему группировкой, среди прочего, подчеркивалось:

"Первое. Японцы в бою действуют организованнее и тактически грамотнее, чем мы. Будучи потрепанными, понеся значительные потери, они, прикрывшись сильными заслонами, окопавшимися на удобных позициях, главные силы оттянули к границе для отдыха и приведения в порядок…

Японцы из кожи лезут, чтобы показать свою силу. Мы должны быть умнее их и спокойнее, поменьше нервничайте, не торопитесь "одним ударом" уничтожить врага, и мы разобьем противника с меньшей затратой своей крови".‹10›

После поражения в районе горы Баин-Цаган японцы, пополнив и перегруппировав свои силы, готовились к новым наступательным действиям. Однако они не отваживались более на глубокий маневр в обход, связанный с форсированием реки.

60. Японский штабной легковой автомобиль и танкетка Тип 94 "ТК", брошенные императорскими войсками в ходе беспорядочного отступления. Район реки Халхин-Гол, июль 1939 года (АВЛ).

61. Командир Красной Армии изучает японскую пулеметную танкетку Тип 94 "ТК". Район реки Халхин-Гол, июль 1939 года (АВЛ).

http://www.usovski.ru/
23.12.2007 г.

Сражение при Баин-Цагане - последний гвоздь в гроб военной доктрины Троцкого-Тухачевского

Часть 1

Военный конфликт лета 1939 года между МНР и Маньчжоу-Го, в котором в качестве союзников противоборствующих сторон выступили СССР и Японская империя, принес Советскому Союзу, кроме чисто военной победы, ещё и значительные политические преференции – летом 1941 года японская армия, получившая жестокий урок у Номонхана, вынуждена была уступить флоту пальму первенства в решении стратегических задач, забыть о планах войны с СССР и согласиться с южным направлением будущей японской агрессии. Всё это так. Но осталась в истории этого инцидента одна страничка, которую советские (да и российские) историки старались пролистнуть, не вникая в подробности – и эта страничка посвящена трехдневным боям за гору Баин-Цаган, боям, хоть и формально окончившихся нашей победой, но в то же время начисто перечеркнувших все основополагающие постулаты тактики и стратегии, на которых создавалась и развивалась Красная Армия.

Мы же эту страничку старательно изучим – дабы понять, почему бронетанковая армада численностью почти в полтысячи бронеедениц, долженствующая, по мысли советских стратегов, сокрушать вражеские корпуса и армии, не смогла справиться с одной-единственной вражеской дивизией, и, мало того, что не справилась – была этой дивизией наполовину истреблена.

Для чего из жарких монгольских степей июля 1939 года вернемся на двадцать лет назад, в Москву, в Генштаб РККА, где в это время создавалась советская теория «Глубокой операции».

Имя советского военного теоретика 20-х годов, комкора Владимира Кириаковича Триандафилова, стало вновь известно широкой общественности в 90-е годы прошлого века благодаря стараниям беглого шпиона (а по совместительству «историка») Владимира Богдановича Резуна, ваяющего свои эпохальные опусы под псевдонимом «Виктор Суворов». Именно благодаря мистеру Резуну читающая публика услышала о теории «глубокой операции», разработанной в двух книгах вышеуказанного выдающегося теоретика – «Размах операций современных армий», которая вышла в 1925 году, и «Характер операций современных армий», увидевшей свет через четыре года. Эта теория объявлялась мистером Резуном эпохальным открытием в области военных наук, её разработчик был оным автором назначен военным гением, а все схожие теории, разработанные за рубежом – признаны жалкой калькой с творения трагически погибшего во цвете лет (12 июля 1931 года комкор В.К. Триандафиллов погиб в авиакатастрофе) советского Мольтке. Ничтожной пародией на теорию «глубокой операции» была, по мнению вышеуказанного беглого штирлица, и разработанная Генеральным штабом Германии идея блицкрига, а Гудериан, Манштейн и Браухич были, по твердому убеждению мистера Резуна, не более, чем презренными плагиаторами, укравшими у РККА эту блестящую идею. К сожалению, вместе со злодейски расстрелянными в подвалах Лубянки военными гениями Тухачевским, Гамарником, Якиром и Уборевичем (и иже с ними) канула в лету и Великая Военная Теория – отчего произошла катастрофа июня 1941 года и все остальные наши горести и напасти начала войны.

Да, бесспорно, чертовски соблазнительно – признать Россию родиной идеи молниеносной войны. Приятно думать, что не матёрые военные профессионалы – немецкие генералы – а наши самородки, бывшие поручики и унтера царской армии, нашли блестящий выход из безнадёжного позиционного тупика Первой Мировой. Но, к сожалению, это не будет правдой – как бы нам ни хотелось обратного. А нет ничего хуже, чем обманывать себя…
Правдой является тот факт, что теория «глубокой операции» разрабатывалась Триандафиловым (а затем, после смерти последнего, была изящно присвоена Тухачевским) в общем мейнстриме троцкистской теории «перманентной революции» и являлась, если можно так выразиться, военно-теоретической её частью. Изначально же теория «глубокой операции» имела посыл троцкистской военной школы, и фактически сводилась к прорыву позиционного фронта чудовищным материальным превосходством и развитию операции в глубину до исчерпания возможностей снабжения. Фактически теория «глубокой операции» создавалась для обоснования возможности разгрома любой европейской страны в одной, максимум двух последовательных операциях, и своей главной целью ставила захват территории – в чём кардинально отличалась от теории блицкрига, главным моментом которой был разгром армии противника. В этом, кстати, нет ничего удивительного – немцы разрабатывали теорию блицкрига для переноса решения стратегически трудноразрешимых задач в оперативную плоскость, «глубокая операция» же служила для «расширения базиса войны» путем «советизации» захваченных территорий и использования их ресурсов для успешного окончания войны.

Пока войны не было – теория «глубокой операции» худо-бедно, но служила теоретическим базисом стратегии (и оперативного искусства) РККА. На её постулатах строилась армия, формировались штаты соединений и частей, проводились учения (наиболее известные – Киевские 1935-го года и Белорусские 1936-го), заказывалась военная техника и шло обучение комсостава.

И вот началась война. И даже не война, а «военный конфликт» - в далёких монгольских степях на границе с Маньчжурией, у никому доселе неизвестной речки Халхин-Гол. С точки зрения советского Генштаба, это была идеальная возможность на практике проверить теорию «глубокой операции» в, так сказать, лабораторных условиях, без серьезного риска и с минимальными потерями.

Теория «глубокой операции» требовала создать над противником серьезный перевес в силах – этот перевес был создан (против 25 японских батальонов у нас было 35, против их 1283 пулеметов мы имели 2255, против их 135 полевых орудий мы выставили 220, против их 142 противотанковых и батальонных орудий у нас было 286). Теория «глубокой операции» требовала сконцентрировать на направлении главного удара большие танковые массы – эти массы были сконцентрированы (против 120 легких японских танков и броневиков мы выставили 498 танков и 346 бронемашин). В общем, сделано было всё – а в результате?

В результате мы одержали победу. За два месяца боёв мы убили 17.045 японских солдат и офицеров, и ещё как минимум более тридцати тысяч ранили, мы захватили почти всю тяжелую технику двух японских дивизий и двух отдельных артиллерийских полков, мы навсегда отбили охоту у японцев пробовать РККА на излом и… мы навсегда (как тогда казалось) похоронили в песках у Баин-Цагана теорию «глубокой операции».

И сделала это 11-я легкотанковая бригада комбрига М.П. Яковлева.

В ночь на 3 июля ударная группа генерала Кобаяси (23-я пехотная дивизия в составе 71-го и 72-го пехотных полков, 26-й пехотный полк, два отдельных артиллерийских дивизиона) начала переправу на западный берег реки Халхин-Гол в районе горы Баин-Цаган и к восьми часам утра, полностью переправившись, захватила эту господствующую высоту, после чего, закрепившись, выслала разведдозоры к югу. Для того, чтобы переломить весьма опасную ситуацию (японцы ставили под угрозу снабжение всех советско-монгольских войск на восточном берегу Халхин-Гола), командующий 1-й армейской группой комкор Жуков отдал приказ своему подвижному резерву нанести удар по японцам и отбросить их за реку. В 9 часов утра 11-я отдельная лёгкотанковая бригада вошла в боевое соприкосновение с японцами – и с этого момента началось Баин-Цаганское сражение.

Что представляли из себя прорвавшиеся на западный берег Халхин-Гола японцы? Согласно “Nomonhan. Japanese-Soviet Tactical Combat 1939″, 23-я пехотная дивизия (на западный берег переправились два её пехотных полка) имела в своём строю около 12 тысяч солдат и офицеров, 17 37-мм противотанковых орудий «тип 94», 36 75-мм полевых пушек «тип 38» (лицензионное крупповское орудие, сродни нашей «трёхдюймовке») и 12 100-мм гаубиц (правда, неизвестно, переправили ли их японцы на западный берег), плюс к тому в каждом пехотном батальоне было по две 70-мм батальонные гаубицы. Кроме того, в отдельных дивизионах у японцев имелось ещё четыре батареи противотанковых орудий – всего, таким образом, группа Кобаяси могла рассчитывать на 33 противотанковые пушки. Надо сказать, негусто.

В 11-й ОЛТБ по состоянию на утро 3 июля насчитывалось 156 лёгких танков БТ-5. Вместе с танкистами в атаку на японцев двинулась также 7-я мотоброневая бригада (154 бронеавтомобиля БА-6, БА-10, ФАИ), бронедивизион 6-й монгольской кавалерийской дивизии (18 бронеавтомобилей БА-6), приданный в качестве усиления 3-му батальону 11-й танковой бригады, и бронедивизион 8-й монгольской кавалерийской дивизии (19 бронеавтомобилей БА-6 и БА-10), помогавший 2-му батальону вышеозначенной бригады. Таким образом, против одной слегка усиленной японской пехотной дивизии, располагавшей тридцатью тремя противотанковыми орудиями, советско-монгольские части выставили около трехсот сорока бронеедениц – иными словами, на каждую японскую противотанковую пушку пришлось по десять наших танков и бронеавтомобилей. У японцев, правда, в роли «противотанкового средства» имелись также разного рода экзотические девайсы вроде старательно расписанных советской пропагандой смертников с минами на бамбуковых шестах - но реального боевого значения эти изыски не имели.

Если отбросить в сторону весь ворох пропагандистской шелухи, которым густо покрыты события у Баин-Цагана – то с прискорбием можно констатировать крайне неприятный факт. Советско-монгольский бронетанковый кулак не просто не разбил японцев в первые же несколько часов боя – но, фактически, был ими разгромлен. Да-да, именно разгромлен, и лишь помощь подошедших позже 149-й и 24-й стрелковых полков, артиллерийского полка и нескольких отдельных артиллерийских дивизионов, помогла выправить ситуацию, грозившую перерасти в катастрофу.

11-я ОЛТБ, 7-я МББ и два монгольских бронедивизиона на протяжении целого дня безуспешно атаковали едва успевших окопаться японцев – и к исходу 3 июля, потеряв более половины танков и бронеавтомобилей, вынуждены были отказаться от мысли захватить гору Баин-Цаган. 11-я ОЛТБ за этот день безвозвратно потеряла 84 танка, а потери 7-й мотобронебригады и монгольских бронедивизионов, по глухому признанию Жукова, «были ещё больше». Японцы, мало того, что не были наголову разбиты нашим танковым тараном – утром 4 июля они перешли в контратаку – и это стало моментом истины.

Таким образом, вся теория «глубокой операции», предполагавшая, что огромный численный перевес в силах и средствах сам по себе гарантирует победу – летела к чёрту! Японцы начисто опровергли изыски кабинетных стратегов троцкистской школы! Одна пехотная дивизия, весьма скудно снабженная средствами противотанковой обороны, наскоро окопавшаяся в чужой степи, имевшая весьма ограниченные запасы амуниции – выставив против танковой армады врага силу духа и решимость умереть, но не сдаться - выстояла и удержала свои позиции. И 340 танков и бронеавтомобилей ничего не смогли с ней сделать!

Да, к четырем часам утра 5 июля сопротивление японцев было, наконец, сломлено. На склонах горы Баин-Цаган они оставили более трех тысяч трупов, большая часть артиллерии 23-й дивизии была уничтожена советско-моногольскими войсками. Сила, как известно, солому ломит – но что характерно для этого сражения? Японцы отошли на восточный берег реки, и, чтобы по этому поводу не вещали заядлые коммунистические пропагандисты - сделали это по своей воле. Возможности сопротивления были исчерпаны, фокус, как говорится, не удался – стало быть, нужно уходить. Никаких толп унылых пленных, никаких захваченных знамен – японцы оставили на склонах горы лишь своих павших и свои разбитые пушки; они ушли, забрав с собой раненых, уступив превосходящим силам врага, чтобы уже на том берегу начать всё с начала. Такое отступление стоит иных побед!

Случилось это отнюдь не потому, что наши танкисты оказались слабее духом, чем враг – с силой духа, храбростью и решительностью у ребят комбрига Яковлева как раз всё было в порядке, и страшные потери этой бригады говорят именно об этом. Поражение наших бронетанковых сил при Баин-Цагане произошло не 3 июля 1939 года - оно случилось гораздо раньше, в ноябре 1931 года, когда заместителем наркома обороны по вооружению стал будущий маршал Тухачевский, и когда теория «глубокой операции», как-то незаметно вдруг ставшая детищем Михаила Николаевича, прочно утвердилась в советской военной доктрине. И именно этой теории РККА обязана появлением в её рядах огромных количеств танков Т-26 и БТ с «картонной» броней!

Советский Союз, надрывая все силы, строил заказанные маршалом Тухачевским танковые орды (к 1939 году было построено более 11.000 Т-26 и около 6.000 БТ) – долженствующие, по мысли выдающегося стратега, в день М обрушится на врага и задавить его своей массой. Именно по этому сценарию, кстати, и строились знаменитые манёвры 1935-го и 1936-го годов – на них глазам изумленных иностранных наблюдателей предстали колоссальные танковые армады, с необычайной лёгкостью взламывающие оборону «врага». Теория «глубокой операции», казалось, окончательно обрела плоть и кровь, вернее, сталь и огонь – и не было, по мнению военачальников троцкистской закваски, в мире силы, способной выдержать удар этих колоссальных танковых масс.
Критерий теории – практика. И сгоревшие танки бригады Яковлева лучше сотен многоумных теоретических исследований показали командованию РККА, что «глубокая операция» - миф, старательно разработанный блеф, пустышка и не более того. И не надо пытаться объяснить жуткие потери наших танкистов тем, что их не поддержала пехота, не подошедшая вовремя к полю боя – на Киевских манёврах 1935 года 45-й механизированный корпус А.Н.Борисенко (в составе 133-й механизированной бригады Я.К.Евдокимова и 134-й механизированной бригады С.И.Богданова) контратаковал «синих», захвативших позиции на восточном берегу реки Ирпень, в плотных танковых порядках – вам это ничего не напоминает?

Почему бой 3 июля 1939 года сложился столь катастрофично для советских бронетанковых войск – мы расскажем во второй части этого очерка.

Будучи орудием перманентной революции, теория «глубокой операции» страдала тем же, чем и вся троцкистко-марксисткая идеология – оторванностью от жизни, начетничеством, догматизмом, а самое главное – ошибочностью исходных данных.

Почему Советская Россия с треском проиграла польскую войну? Почему «поход на Вислу» товарища Тухачевского закончился почти полным истреблением войск Западного фронта? Почему Советскому правительству пришлось пойти на подписание омерзительного Рижского мира, оставившего под пятой польских интервентов пол-Украины и половину Белоруссии?

Из-за роковых ошибок базового планирования.

Ослепленные успехами в России, большевики экстраполировали опыт своей борьбы с «внутренней» контрреволюцией на конфликт с новорожденной Польшей – и проиграли, не могли не проиграть. Уповая на «революционный взрыв» среди малоимущих слоёв польского общества, большевистское руководство намеренно не замечало национального фактора – который, к глубокому сожалению господ Троцкого и К, оказался значительно сильнее фактора классового; более того, именно национальный фактор, или, иными словами, национальное самосознание польского народа, угроза для его национальной самоидентичности, угроза утраты только что полученной независимости – позволили Пилсудскому мобилизовать доселе бегущую польскую армию и, ударив во фланг подошедшим к Висле ордам Тухачевского, разгромить Западный фронт, только пленными захватив более ста тысяч человек; потери же Красной Армии в тяжелом вооружении и амуниции вообще не поддавались учёту.

Но национальным спортом в России издревле считалось многократное наступление на грабли; и военные теоретики молодой Красной Армии, засев за создание теории грядущей войны, опять повторили этот манёвр – а как же иначе? Ведь верховным гуру у них числился сам Великий и Ужасный Ходок на Вислу – товарищ Тухачевский!

Оный товарищ был известным теоретиком будущей войны и революционного освобождения Европы и Азии от «гнета капитала» - которому бойко подпевали прочие пропагандисты перманентной революции, типа Ильи Дубинского (каковой в своей книге «Восставшая Индия» воспевал будущий поход РККА за Гиндукуш) или Виталия Примакова (после службы военным атташе в Кабуле разразившегося опусом «Афганистан в огне», в котором потребовал незамедлительно ввести туда «ограниченный контингент советских войск» - заметьте, книга эта написана в 1930 году!). Посему нет ничего удивительного в том, что идейный базис теории «глубокой операции» целиком и полностью принадлежал Михаилу Николаевичу Тухачевскому – за чьим левым плечом маячила бородка Льва Давыдовича Троцкого…

Каковы же были идеи товарища Тухачевского применительно к анализу будущей войны?

Товарищ Тухачевский не утруждал себя вопросами соотношения сил, изучением мобилизационных ресурсов, анализом штатных структур вражеских дивизий и корпусов – к чему? Ведь будущая война будет не войной наций, а войной классов! Посему нет смысла изучать технику и вооружение армий сопредельных стран – достаточно будет разбросать над их территорий несколько миллионов листовок – и победа в кармане! А как же! Ведь «рабочий класс всех стран, ведя ожесточённую классовую борьбу со своей буржуазией, вместе с тем мешает нападению империалистов на наш Советский Союз, сознательно защищая его как ударную бригаду мирового пролетариата… Защита рабочим классом капиталистических стран своего международного социалистического отечества, батрачество и беднота деревни – всё это будет создавать широкую базу для революционного повстанческого движения в тылу у наших врагов».

Отлично! Стало быть, по мнению товарища Тухачевского, у Красной Армии не будет особой необходимости готовиться воевать с врагом всерьез – ведь есть же мировой пролетариат! Достаточно будет лишь грамотно настроить агитацию и пропаганду – и дело в шляпе! И именно вопросу ПРАВИЛЬНОЙ организации агитации и пропаганды товарищ Тухачевский посвящал львиную долю своих военно-теоретических трудов. «Если мы медленно и постепенно будет вливать агитационные силы, то влияние их будет ничтожно. Необходимо одновременное шумное влитие свежего революционного потока, способного сломить апатию и одухотворить войска желанием боя и стремлением к победе. Но движение этого потока обязательно должно быть поставлено на рельсы. Должны быть заранее разработаны лозунги и тезисы, с которыми вся агитационная масса должна с полным единомыслием влиться в войска. Только при таких условиях может получиться ударная успешная пропаганда. Эти удары должны сопровождаться самыми интенсивными кампаниями – литературными, плакатными и прочими. Организация агитпунктов на всех этапах, широкое применение музыки, широкое развитие плакатной системы и прессы, устройство театров и прочее – всё это может и должно дать блестящие результаты».

Вместо разработки вопросов тактики – «применение музыки и широкое развитие плакатной системы»; вместо создания теории и практики оперативного искусства – «одновременное шумное влитие свежего революционного потока»; вместо подготовки внятной стратегии – эфемерный мираж «глубокой операции»; и эти люди ГОТОВИЛИСЬ К ВОЙНЕ!?

Впрочем, надо отдать должное товарищу Тухачевскому, с 1931 по 1935 год бывшему заместителем наркома обороны по вооружению – кроме плакатов и тезисов, оружия идеологического, он всё же посчитал нужным вооружить Красную Армию танками и пушками, оружием, так сказать, реальным. Но вот насколько реальным?

Что является квинтэссенцией теории «глубокой операции»? Создание на достаточно широком участке фронта абсолютного превосходства над противником в силах и средствах, затем - массированный удар танковых масс при поддержке артиллерии и пехоты на всю глубину оперативной глубины вражеского фронта, а вслед за ним – непрерывное наступление до полного израсходования накопленных ресурсов живой силы и техники с целью максимально возможного захвата вражеской территории. На которой (территории) пропагандисты товарища Тухачевского тут же зачнут заниматься «организацией агитпунктов на всех этапах, широким применением музыки, широким развитием плакатной системы и прессы, устройством театров» - с целью максимально быстрой «советизации» захваченных территорий для «расширения базиса войны». Для такого modus operandi требовалось оружие с определенными свойствами – которое товарищ Тухачевский и заказывал промышленности; причём БОЕВЫЕ возможности этого оружия изначально приносились в жертву его МАССОВОСТИ – ибо теория «глубокой операции» отнюдь не требовала от танка способности успешно вести огневой бой с окопавшимся противником. Теория «глубокой операции» требовала от танка ДОЕХАТЬ до вражеских городов, лежащих в глубине его территории – где, приветствуемый революционным пролетариатом, он явился бы живым символом свободы, принесенной угнетенным массам.

Танки, заказываемые товарищем Тухачевским (объективности ради надо сказать, что датой рождения Т-26 принято считать 13 февраля 1931 года, когда РВС СССР постановил принять на вооружение Красной Армии танк Vickers Е) чётко делились, в соответствии с английскими традициями, на «пехотные» и «крейсерские». «Пехотные» танки (английские же «Виккерс шеститонный», ставшие у нас Т-26, с маломощным моторчиком в 90-120 лошадиных сил), побригадно приданные стрелковым корпусам и побатальонно – стрелковым дивизиям, должны были взламывать вражеский фронт вместе с массами пехоты. «Крейсерские» (танки серии БТ, родоначальником которых был танк американского конструктора Кристи) же предназначались для усиления удара и развития дальнейшего успеха – для чего имели мощные двигатели (американские же моторы «Либерти», лицензионно выпускающиеся в СССР, мощностью в 500 лошадиных сил) и смешанный вид движителя – на колёсах и гусеницах. Поскольку разработанная Триандафиловым теория «глубокой операции» требовала создания над противником максимального превосходства – эти танки строились в гигантских количествах. Но были ли они действенным оружием против врага, готового сражаться?

Таким оружием эти танки НЕ БЫЛИ.

Первые противотанковые пушки появились уже в 1918 году – чего товарищ Тухачевский не мог не знать. Не мог он не знать и того, что в 20-30-е годы широкое признание в Европе получили противотанковые ружья. Например, швейцарское тяжелое самозарядное магазинное противотанковое ружье Soloturn S 18-100 появившееся в 1932 году, имело отличные (относительно бронирования советских танков) показатели по бронепробиваемости – 40-мм броня поражалась им на дистанции 100 метров, бронеплита в 35 мм пробивалась на расстоянии в 300 метров, а на пятистах метрах пробивался лист броневой стали толщиной в 27 мм. Учитывая, что броня и Т-26, и БТ нигде не превышала 25 мм – их шанс уцелеть под огнем этих противотанковых ружей равнялся нулю. Да что там швейцарцы! Японское 20-мм противотанковое ружье “Тип 97″, попарно входившее в состав пулеметных рот пехотных батальонов (японская пехотная дивизия по штату должна была иметь 72 ПТР этого типа) уверенно пробивало со 100 метров тридцатимиллиметровую танковую броню. А ведь речь идёт только о противотанковых ружьях! О серьезном же единоборстве танков Т-26 и БТ с противотанковыми пушками вообще можно не говорить – тут, как говорится, без вариантов.

Танки Т-26 и БТ могли бы успешно действовать на поле боя и в глубине обороны противника лишь в одном-единственном случае – если бы армия противника была заранее, ещё до первых выстрелов, деморализована и распропагандирована марксистскими агитаторами; только при этом условии у гигантских орд советских картонных танков появлялся бы шанс на победу. И НИКАК ИНАЧЕ!

3 июля 1939 года сто пятьдесят шесть танков БТ-5 одиннадцатой легкотанковой бригады пошли в атаку на наспех окопавшихся японцев, за час до этого захвативших гору Баин-Цаган, с северо-запада. С юга в наступление на гору Баин-Цаган пошла 7-я мотобронебригада (154 бронеавтомобиля). Мы действовали не в одиночку - атаку советского бронетанкового кулака поддержали два мотобронедивизиона монгольской кавалерии (34 пушечных бронеавтомобилей БА-6 и БА-10).

И эта атака, долженствующая смести с лица земли японскую дивизию, закончилась провалом!

Японцы расстреливали наши танки из противотанковых пушек, из противотанковых ружей, из батальонных гаубиц, из полевых пушек – и не отступали ни на шаг! Японцы не побежали, сломя голову, к переправам через Халхин-Гол – они начали хладнокровно расстреливать наши танки, используя всё, что было у них под рукой.

Советско-монгольская бронетанковая группа атаковала японцев со всех сторон. 2-й батальон 11-й танковой бригады и действующий с ним совместно бронедивизион 8-й монгольской кавалерийской дивизии атаковал врага с запада, главные силы 11-й ОЛТБ (её 1-й и 3-й батальоны и бронедивизон 6-й монгольской кавалерийской дивизии) должны были атаковать японцев с севера, 7-й мотобронебригаде был дан приказ нанести удар с юга. 185-й тяжелый артиллерийский полк должен был поддерживать наступающие танки огнем. Танков и броневиков у нас было с избытком – а вот пехоты не было совсем: 24-й мотострелковый полк, долженствующий поддерживать действия танкистов, к месту боя не явился, вместо Баин-Цагана отправившись к озеру Хуху-Усу-Нур.

Развернувшись для атаки, 11-я ОЛТБ двинулась на противника. Японцы проявили выдержку и хладнокровие – десять минут их пушки и ПТР молчали, подпуская советские танки на дистанцию эффективного огня. И когда БТ-5 и БТ-7 бригады Яковлева подошли к окопам японцев на 150-200 метров – те открыли огонь.

Идущий первым батальон майора Михайлова в первые несколько минут боя потерял 15 танков. Поднятая танками песчаная завеса маскировала позиции японской противотанковой артиллерии лучше всяких маскировочных сетей, и позволяла ей расстреливать из укрытий наши танки, как на стрельбище. Пушки же наших БТ-5 и БТ-7 оказались совершенно непригодны для атаки окопавшегося противника – из-за настильной траектории стрельбы и отсутствия в боеукладках осколочно-фугасных снарядов. Не желая оставаться на поле боя в роли расстреливаемых мишеней, танки 11-й бригады отошли на исходные позиции.

Вторая атака бригады Яковлева началась в два часа пополудни, одновременно с ударившей с юга 7-й мотобронебригадой, и оказалась чуть успешнее первой – танкистам удалось оттеснить японцев с северо-западных склонов горы Баин-Цаган на 500-700 метров, расплатившись за это потерей более 30 танков. 7-я мотобронебригада, понеся тяжелые потери, результата не добилась вовсе – и на 19 часов была назначена третья атака, всеми силами советско-монгольских бронетанковых частей с трех направлений.

Как и следовало ожидать, эта атака провалилась – потеряв более сорока бронеедениц, две бронетанковые бригады советских войск и два бронедивизиона монголов откатились на исходные позиции. К концу дня 3 июля в закатное небо Халхин-Гола поднималось более ста столбов чадного чёрного дыма – это горели наши подбитые танки и бронеавтомобили…

Танки БТ-5 и БТ-7, прекрасно выглядевшие на довоенных парадах, оказались совершенно бесполезными для реальной войны, равно как и пушечные (не говоря уже о пулеметных ФАИ и БА-20) бронеавтомобили. Скверные приборы наблюдения, никуда не годная связь, несовершенные прицелы, скудный ассортимент пушечных снарядов, невозможность нормального наблюдения за полем боя, отсутствие в составе экипажа полноценного командира («командир» на наших лёгких танках – это просто заряжающий орудия или наводчик) – всё это привело к тому, что, понеся огромные потери, 11-я ОЛТБ и 7-я МББ оказались неспособными одержать победу над окопавшейся пехотой японцев. Плюс к этому – действия танков и бронеавтомобилей не были поддержаны пехотой.

С рассветом четвертого июля японцы перешли в контратаку против наших танков – и были рассеяны пушечно-пулеметным огнем. Но сам факт этой контратаки говорит о многом!

Весь день четвертого июля и всю ночь на пятое стянутые отовсюду советско-монгольские войска вели непрерывное наступление на японские позиции, и, пользуясь колоссальным перевесом в живой силе и технике, к рассвету 5 июля принудили японцев покинуть гору Баин-Цаган и отойти на восточный берег реки Халхин-Гол. Ничего удивительного или экстра-героического в этом не было – пользуясь подавляющим превосходством в артиллерии, советские войска просто подавили обороняющихся японцев массой огня. Танки же, должные, по мнению командования 1-й армейской группы, ещё утром 3 июля за пару часов просто смести врага в реку лихой атакой – двое последующих суток выполняли при медленно наступающей за огневым валом пехоте роль штурмовых орудий, полностью проигнорировав своё тактическое предназначение, ради которого, в ущерб защищенности, оснащались мощными моторами. Дорогущие БТ-5 и БТ-7, таким образом, вынуждены были выполнять ту задачу, с которой вполне бы справились дешёвые Т-26 – в один день полностью обесценив многолетние теоретические изыски советской танковой школы. Мечты теоретиков «глубокой операции» о глубоких прорывах вражеского фронта и лихих рейдах в глубь его территории разбились о прозу жизни – выяснилось, что танки серии БТ абсолютно бесполезны для современной войны, и бросать их в атаку против хотя бы в минимальной степени оснащенной противотанковым оружием пехоты – есть очень дорогой способ самоубийства для танковых экипажей, и ничего более.

Теория «глубокой операции» умерла на берегах реки Халхин-Гол – к сожалению, слишком поздно; до 22 июня 1941 года оставалось всего один год и девять месяцев…

С полковником Константином Владимировичем Яковлевым мы летели из Москвы в Монголию, и он под шум турбин "Ту-153" вспоминал Баин-Цаган, ту переправу, которая дала возможность вывести на этот берег наши части.

Деревянный мост,- рассказывал он,-- надо было построить за одну ночь 28 мая Вышли мы к реке после длительного марша. Быстро организовали подвоз бревен, телеграфных столбов со склада в Тамцак-Булаке и начали заготовку моста. К сборке приступили уже в сумерках. Многим пришлось глубоко заходить в воду, и от сильного охлаждения их знобило, течение валило с ног...

Полковник замолкал, ждал, пока мы запишем то, что он говорит, затем продолжал.

К рассвету мост был готов. И вдруг послышался гул самолетов. С востока летели вражеские бомбардировщики. Вот первая группа развернулась к нашему мосту, послышались нарастающий свист бомб и взрывы. Одновременно с барханов раздались пулеметные очереди.

Мы бросились переправляться. По мосту это было сделать трудней - он был взят врагом на прицел. Большинству пришлось перебираться вплавь, вброд. На берегу быстро развернулись к бою. И сразу же встретились с пехотой противника. Начались рукопашные схватки. С трудом защищали мы свой мост. Должен сказать, что нам неожиданно повезло- примкнула группа монгольских солдат с пулеметом. Они оказались из числа отходящих с боями пограничников.

Всю ночь шел жестокий бой - свистели пули, рвались гранаты, вспыхивали осветительные ракеты.

Да, да,- подтверждал через несколько дней монгольский ветеран боев у Баин-Цагана С. Тугсжаргал,- эти пулеметчики тогда нам здорово помогли... Накануне японцы подожгли степь. Всю ночь солдаты боролись с огнем. Жара и невыносимая духота, бомбежки и беспрерывные атаки японцев вконец измотали нас. Песчаные барханы по обе стороны реки покрылись трупами погибших. Вот тут-то и поддержали нас пулеметы. Их огонь как косой свалил первые шеренги шедшего во весь рост в последнюю, как он предполагал - она действительно оказалась последней для многих японцев,- атаку противника. Воспользовавшись его замешательством, мы поднялись и бросились вперед. В результате заняли более удобные позиции за гребнем сопок.

После этого,- продолжает он,- противник уже не смог нас выбить, хотя и предпринял несколько отчаянных атак. Подпустив японцев поближе, мы забрасывали их гранатами, а пулеметчики с флангов косили наступающие цепи огнем. Кто они были, эти пулеметчики? Из какой части? Так и осталось неизвестным. Живы ли? Погибли ли? Не знаю... А без них мы тогда не выдержали бы...

Сражение у Баин-Цагана продолжалось. И командующий группировкой комкор Георгий Константинович Жуков принимает для того времени неслыханное решение-перебросить за сотни километров в район боев мотомеханизированные и танковые части и направить их в атаку без пехоты.

И вот тут-то случилось невероятное, невиданное доселе. Танковая бригада под командованием Михаила Павловича Яковлева и мотострелковый полк Ивана Ивановича Федюнинского после многосуточного марша с ходу бросаются в атаку. В районе Баин-Цагана разгорелось ожесточенное сражение. Танки шли на танки. С обеих сторон их насчитывалось до четырехсот. В сражении участвовало до трехсот орудий и несколько сот самолетов. За сотню километров была слышна канонада. Ночью над степью стояло громадное зарево...

Не выдержав натиска советско-монгольских войск, противник в беспорядке отступал. Солдаты и офицеры врага бросались прямо в реку Халхин-Гол. Многие тут же тонули. "Произошло страшное замешательство,- писал один японский офицер после в своем дневнике.- Лошади разбежались, таща за собой передки орудий, автомашины помчались в разные стороны. Весь личный состав упал духом".

Таким образом, ударная группировка японцев, прижатая к реке, 3 - 5 июля была наголову разгромлена. Враг потерял почти все танки, значительную часть артиллерии, 45 самолетов и около 10 тысяч человек. 8 июля японцы, перегруппировав силы, повторили атаку, но и на этот раз после четырехдневного кровопролитного боя, потеряв более 5 тысяч убитыми и ранеными, вынуждены были отступить.

Поражение японских войск произвело гнетущее впечатление в империи. Вот краткая запись из дневника политического деятеля Японии того времени, советника императора Кидо: "Армия в смятении, все погибло".

На высоте Баин-Цаган сегодня тихо. В последний раз там мы были с Галиной Михайловной Алюниной, дочерью комбрига Яковлева, Героя Советского Союза, павшего смертью храбрых.

Отца мы помним добрым и смелым,- говорила она у памятника героям-яковлевцам.- Он был кадровым военным, но всегда казался нам таким мирным, спокойным...

Комбригу Михаилу Павловичу Яковлеву во время боев на Баин-Цагане было 36 лет. В партию Яковлев вступил в 1924 году, в Советскую Армию - семнадцати лет. 11-й танковой бригаде присвоено имя М. П. Яковлева. Навечно занесен он в списки почетных красноармейцев бригады.

Умело действовали командиры и цирики монгольской армии. Артиллеристы метким огнем помогали советским воинам уничтожать врага. Далеко разнеслась слава о Героях МНР кавалеристе Лондонгийне Дандаре, политруке Лувсандоржийне Гэлэгбаторе, командире полка Чойне Дугаржаве, водителе бронемашины Даржагийне Хаянхярве и о многих Других.

Не могу не сказать об известном всей республике легендарном герое Халхин-Гола Цэндийне Олзвое. Его портрет сегодня обязательно увидишь в каждой комнате Сухэ-Батора - так называется в монгольских воинских частях красный уголок. Одному из первых Олзвою присвоено звание Героя МНР.

Стоит у Баин-Цагана бетонный еж - поставили монгольские ревсомольцы. До этой черты дошел враг. Дальше его не пропустили. Стоит и танк тех времен. Может быть, Константин Симонов, работающий во фронтовой многотиражке "Героическая красноармейская", именно о нем писал в те годы:

Когда бы монумент велели мне Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне, Я б на гранитной тесаной стене Поставил танк с глазницами пустыми.

Танкисты-яковлевцы проявили чудеса героизма. Вот несколько донесений с поля боя. Экипаж лейтенанта А. А. Мартынова уничтожил пять вражеских орудий. Майор Г. М. Михайлов во главе танкового батальона прорвался глубоко в тыл японцев и, даже раненный, руководил подразделением до полного выполнения задачи. Бессмертный подвиг совершил танковый экипаж политрука Д. П. Викторова, отважные танкисты подбили десять вражеских орудий; даже когда подступившие вплотную японцы подожгли танк, советские воины продолжали сражаться до последнего дыхания.

Не забывают в Монголии высоту Баин-Цаган и ее героев. Сюда, к памятникам, приезжают люди со всех аймаков республики. По местам боевой славы идут ревсомольцы и пионеры. Шумят молодой листвой топольки у памятника, высаженные их руками. Гудит степной ветер у стелы Славы.

Последний раз осенью я долго бродил вдоль степной реки. Меньше стало комаров. Халхин-Гол обмелел, можно было свободно переходить вброд с одного на другой берег. В его светлой воде молнией проносились крупные рыбы. Здесь, я знал, водятся таймени.

Переходя вброд, на восточный берег реки, я отчетливо представлял себе, как это делал в 1939 году Олзвой со своими бесстрашными друзьями, когда ему поручили привести "языка".

Где ползком, где пригнувшись с темнотой перешли линию фронта смельчаки. Добрались до вражеской батареи, которая была засечена днем. У орудий - часовой с винтовкой, вдали серели силуэты палаток. Вокруг ходили уверенные в себе вооруженные люди.

Решили начать с часового. А местность, как повсюду за Халхин-Голом, совершенно открытая, только в полной темноте можно незаметно к чему-то или к кому-то подобраться.

Но японец как будто сам захотел, чтобы его схватили, приблизился к монгольским разведчикам и почему-то опустил на землю винтовку. Он тут же был скручен по рукам и ногам. "Язык" есть, но хорошо бы еще добыть бинокль. И Олзвой принимает отчаянное решение - надевает каску японца, берет его винтовку и становится "часовым" к вражеским орудиям... Наблюдая неустанно за палатками, достает из кармана сигарету, зажигает ее. Докурив, неслышно подходит к первой палатке. Все спят. Зашел в следующую. Бинокля не было. Из третьей слышался говор - там не спали, но в дверь был совершенно ясно виден висящий офицерский планшет и кожаный футляр, в котором, конечно же, должен быть бинокль.

Олзвой снова "заступил на пост" у батареи. И когда все стихло вокруг, вошел в палатку, взял планшет, вынул из чехла бинокль, а туда насыпал кизяка.

Неслышно и незаметно группа разведчиков вернулась в свое расположение.

Утром командир полка объявил им благодарность.

Как вот только японцы теперь в нас стрелять будут без бинокля, не увидят же, попали или не попали в цель? А, Олзвой?

Ничего, товарищ командир,- ответил под громовой хохот разведчик,- замену я им оставил, обойдутся...

Про Олзвоя рассказывают настоящие легенды. Я слышал, что он, возвращаясь из разведки, вместе со своим верным другом столкнулся с японцами, ехавшими на двух машинах. И вот они вдвоем, приняв неравный бой, многих солдат противника истребили, остальных взяли в плен. В следующий раз Олзвой удерживал высоту, которую штурмовала целая рота вражеских солдат.

Может быть, кое-что и преувеличивали, но то, что Олзвой был выдающимся разведчиком, сомнению не подлежит. На родине Цэндийна Олзвоя в Кобдоском аймаке ему воздвигнут памятник.

Высокое мастерство и самоотверженность во время баинцаганских боев проявили советские и монгольские летчики. В боях с японскими захватчиками Витт Федорович Скобарихин и Александр Федорович Мошин успешно применили воздушный таран. А Михаил Анисимович Ююкин направил горящий самолет на наземные цели противника. Штурманом Ююкина был Николай Францевич Гастелло. По приказу командира он тогда выпрыгнул из горящего самолета с парашютом, как бы для того, чтобы в 1941 году совершить свой бессмертный подвиг.

Уже после Великой Отечественной войны, беседуя с прославленным маршалом и четырежды Героем Советского Союза Г. К. Жуковым, К. М. Симонов заметил, что он не видел воздушных сражений, подобных халхингольскому. Георгий Константинович ответил: "А я, думаете, видел?"

Именно на Халхин-Голе Сергей Грицевец, Яков Смушкевич и Григорий Кравченко стали дважды Героями Советского Союза. Сергей Иванович Грицевец, преследуя вражеские самолеты, увидел, что самолет его командира летчика В. М. Забалуева сбит и командир спускается на парашюте. Грицевец приземлился на вражеской территории, забрал в свой одноместный истребитель Забалуева и прилетел на свой аэродром. Сергей Иванович воевал в Испании. Всего им было сбито 40 вражеских самолетов. Кравченко лично сбил пять самолетов. Под его руководством уничтожено 18 самолетов противника. В одном из боев Кравченко был вынужден совершить посадку вдали от аэродрома и только через три дня добрался до своих.

За успешные бои против японских захватчиков в Китае ему впервые было присвоено звание Героя Советского Союза. Погиб в 1943 году, будучи командующим военно-воздушными силами 3-й армии. Похоронен у Кремлевской стены. Яков Владимирович Смушкевич тоже воевал в Испании. Воздушные силы халхингольской группы под его командованием обеспечили господство в воздухе в период наступления.

Первый крупный воздушный бой произошел 22 июня. Почти сто советских истребителей схватились со 120 японскими самолетами. Вторая крупная схватка началась 24 июня, и вновь победили советские летчики. Потом бои в небе продолжались постоянно. Только с 22 по 26 июня японцы потеряли 64 самолета.

Дня не было,- рассказывал ветеран Халхин-Гола, ныне генерал Иван Алексеевич Лакеев,- чтоб не крутились над нашими позициями японские самолеты. Командующий то и дело говорил: "Руководи боем". А как руководить? Радио тогда только входило в жизнь. "Думай, думай",- повторял командующий. Придумали. Нарисовали на земле большой круг, а на нем поворотную стрелку. Откуда появится самолет противника, туда показывает стрела. Погода в Монголии чаще всего ясная, летчики с неба хорошо видели наш указатель. Георгий Константинович похвалил: "Молодцы".

Генералы Кравченко Григорий Пантелеевич и Лакеев Иван Алексеевич,- вспоминал в разговоре со мной летчик-космонавт, начальник Центра подготовки космонавтов, дважды Герой Советского Союза, совершивший 185 боевых вылетов, генерал-лейтенант Георгий Тимофеевич Береговой,- учили нас, молодых летчиков, бить немецких асов, пользуясь уроками Халхин-Гола. Очень даже предметной, скажу, была наука. Здорово нам помогала. И я им до сих пор за нее благодарен...

"В течение июля и августа, - вспоминает Герой Советского Союза Е. Н, Степанов,- продолжались крупные воздушные сражения. Советские летчики прочно удерживали за собой воздушное пространство над нашими наземными войсками, не давая японской бомбардировочной авиации бомбить позиции советско-монгольских войск. В свою очередь японские истребители безуспешно пытались обеспечить работу своих бомбардировщиков. Это приводило к жарким воздушным сражениям с участием крупных сил авиации. Например, 15 сентября 1939 года, в последний день войны, произошел воздушный бой, в котором участвовало 392 самолета обеих сторон. Противник проявлял исключительное сопротивление и упорство, но советская авиация уверенно шла к победе в небе Монголии.

С 22 мая по 19 августа советские летчики уничтожили 355 вражеских самолетов, из которых 320 было сбито в воздушных боях. В последующих боях до окончания военных действий враг потерял еще 290 самолетов, из них в воздушных боях 270.

Японская авиация в ходе своего авантюристического вторжения в пределы МНР потерпела жестокое поражение, потеряв от действий советской авиации 660 боевых самолетов. Советские летчики в трудных испытаниях 1939 года показали свою беспредельную преданность делу социализма и идеям пролетарского интернационализма, проявили неиссякаемое мужество в борьбе с врагом".

С Антоном Дмитриевичем Якименко, генерал-лейтенантом авиации, Героем Советского Союза, впервые я познакомился на праздновании сорокалетия битвы на Халхин-Голе в Улан- Баторе. Он рассказывал журналистам о своем участии в халхингольских боях.

11 мая 1939 года наш истребительно-авиационный полк, который находился на территории Советского Союза в Забайкалье, был поднят по тревоге. Событие, вообще-то говоря, неновое, учебные тревоги наш командир объявлял часто, и днем и ночью. На этот раз тревога прозвучала на рассвете. Мгновенно собрались, привели самолеты в боевую готовность, проверили оружие. Сидим, ждем дальнейших приказаний. Будет отбой или нет? И тут в воздух взвились две зеленые ракеты. Это приказ на взлет!

Вижу хорошо - летим на юг. Пересекаем реку Онон, приближаемся к монгольской границе. Граница - это понятие для каждого из нас особое, мы ведь воспитывались в уважении к нерушимости границ. Неужели, думаю, ошибся командир, на чужую территорию нас ведет? А он крылом покачал - это сигнал условный: "подтянись". Мы подтянулись, и он, словно прощаясь с советской землей и приветствуя монгольскую, сделал красивую воздушную фигуру. Мы повторили... Вскоре приземлились возле города Чойбалсана, тогда он назывался Баян-Тумэн. Собрались в землянке.

Так для нас начались боевые действия. На следующий день мы перебазировались в район Халхин-Гола, и наше звено вылетело на разведку.

Конечно, каждому из нас хотелось увидеть противника. Раньше мы только в учебных, тренировочных боях участвовали. И вот втроем возвращаемся из разведки обратно, идем над озером, и я вижу: навстречу нам летят семнадцать японских истребителей. Глазами их словно сфотографировал и думаю - неужто упустим? А нас предупредили: когда возвращаешься из разведки, в бой не вступай. Надо привезти данные аэрофотосъемки. Это очень важно. Но перед нами противник. Я выскочил вперед, ребята за мной, и мы атаковали эту группу. Наше появление было настолько неожиданным для японцев, что даже после того, как один из вражеских самолетов свалился в воду, никто из них вовремя не заметил нашей атаки. Спохватились, но поздно, мы уже развернулись и уходили к своему аэродрому.

Это был наш первый бой. А я хочу рассказать об особенно памятном дне -22 июня 1939 года. Такое вот совпадение с первым днем Великой Отечественной... На рассвете мы сидели в самолетах. По сигналу ракеты наше звено взлетает, и я вижу над аэродромом разведывательный самолет противника. Набрав высоту, мы вышли ему в хвост. Самолет сбили, и почти сразу же в стороне увидели большую группу боевых вражеских машин.

Бой длился долго, 3 часа 30 минут. В итоге упало на землю 43 самолета, из них 31 японский. Как сейчас вижу этот бой: идут бомбардировщики в сопровождении большой группы истребителей. Прикрыты сверху, снизу, с боков - никак не прорваться. А ведь главная цель для истребителей - бомбардировщик с боевым грузом. Пытаюсь подойти сбоку, сверху - невозможно. Сбиваю один истребитель, второй. Горючее у меня кончается, сажусь на аэродром, дозаправляюсь. Поднялся - и снова в атаку. Японцы к концу боя не выдержали, бросились наутек.

Из этого воздушного сражения мы сделали очень важный вывод: противник пытается застать нас на аэродромах врасплох, когда самолеты еще на земле, и нанести удар с воздуха, чтобы уничтожить авиационную технику и летно-технический состав. Однако бдительность летного состава и наших наблюдательных пунктов срывала этот замысел японцев. И воздушные бои продолжались. Закончились они, как известно, поражением вражеской авиации.

Вскоре после этого воздушного боя к нам приехал маршал Хорлогийн Чойбалсан. Он разговаривал с летчиками, интересовался тактикой действий японцев. Разговор был товарищеский, душевный.

Уезжая, маршал сказал, что мы защищаем небо Монголии, и советовал нам беречь самолеты и, главное, беречь людей, помнить, что мы имеем дело с очень хитрым, вероломным противником.

Наша эскадрилья вышла из испытаний с честью. Пяти летчикам - Чистякову, Скобари- хину, Трубаченко, Гриневу и мне - было присвоено звание Героя Советского Союза. Мы хорошо воевали. Умели помочь друг другу, знали свои возможности и возможности противника.

На этой встрече я читал стихи монгольских поэтов о Халхин-Голе. В них есть какая-то особая прелесть.

Выше сфинксов и пирамид Обелиски поднялись в небо, Облака проплывают немо, Лес негромко листвою шумит, И вбирает в себя река Обелиски и облака И качает их отраженья... В неоглядном степном просторе Через реки легла и леса Пограничная полоса - Обелиски стоят в дозоре! Люди, помните тех солдат!

Так написал о Халхин-Голе известный в Монголии поэт Шаравын Сурэнжав.

Итак, под Баин-Цаганом японская авантюра потерпела поражение. Заранее широко разрекламированное перед своими и нацистскими корреспондентами, которые, кстати сказать, тоже прибыли в Хайлар, где находился штаб ударной группировки Квантунской армии, наступление полностью захлебнулось. Вскоре стало известно о готовящемся новом наступлении врага. Г. К. Жуков накануне отдал приказ отойти с первой линии окопов. И на рассвете артиллерийскую обработку японцы повели по пустому месту. А когда пошли в атаку, то встретили такой отпор, что сразу откатились с большими потерями назад. Об этом подробно рассказывал бывший адъютант Жукова Михаил Федорович Воротников.

В это же время фактически был разработан план окружения и полного разгрома японской группировки.

Очень большое значение,- вспоминал М. Ф. Воротников,- командующий придавал дезинформации противника. У японцев создавалось впечатление, что наши войска готовятся зимовать на Халхин-Голе. Каждый день по телеграфу шли запросы о проволоке и кольях для зимних укреплений, эфир был заполнен переговорами о подготовке санных поездов, зимнем обмундировании. Эти переговоры велись, чтобы создать иллюзию реальности, таким кодом, который, точно было известно, японцы знают. Начали ставить проволочные заграждения. А тем временем в огромном количестве подвозились к линии фронта боеприпасы, техника, горючее, продовольствие.

Командиры советских частей показывались у линии фронта только в форме рядовых красноармейцев, танкисты - в общевойсковой форме. Велась усиленная разведка позиций противника. О предстоящем наступлении знал только узкий круг лиц...

И снова вспоминается собрание, участниками которого мы были в большом зале Правительственного дворца в Улан-Баторе, где от имени ветеранов Халхин-Гола участник боев, бывший командир кавалерийской дивизии Д. Нянтайсурэн обращался с наказом к молодежи. Он рассказывал и о своей жизни.

Я участник двух войн с японскими милитаристами,- говорил Нянтайсурэн.- В 1939 году мне, молодому командиру кавалерийской дивизии, я только что окончил Тамбовское кавалерийское училище, пришлось сражаться со вторгшимися на территорию МНР японскими агрессорами в районе Халхин-Гола, а спустя несколько лет громить их на территории Китая во время освободительного похода советско-монгольских войск в 1945 году.

До сих пор в моей памяти хранится каждый эпизод наших совместных с советскими друзьями боевых операций, меня волнует радость одержанной победы.

В конце июля кавалерийская дивизия была передана в оперативное подчинение первой армейской группы, которой командовал комкор Г. К. Жуков. В штабе советско-монгольских войск готовилась операция по окружению и уничтожению японских войск, вторгшихся в МНР.

По замыслу Г. К. Жукова предусматривалось, сковав противника действиями с фронта, нанести мощные удары по обоим флангам группировки врага, окружить ее и уничтожить между Халхин-Голом и государственной границей МНР. В соответствии с этим планом были созданы три группы - южная, центральная и северная. Основу центральной составляли пехота и артиллерия, во фланговых - танки, бронемашины, моторизованная пехота и монгольские кавалеристы. Наша кавдивизия входила в состав южной группы.

Утром 20 августа после мощной авиационной и артиллерийской подготовки советско- монгольские войска перешли в наступление. Прорвав оборонительные позиции противника, наша дивизия вместе с другими советскими и монгольскими соединениями, советскими танновыми частями и артиллерийскими подразделениями, нанося решительные мощные удары противнику, неоднократно отбивая его встречные атаки и стремительно развивая наступление, вышла на государственную границу. Это случилось в ночь на 26 августа.

Одновременно южная группа советско-монгольских войск, ломая бешеное сопротивление врага и сжимая кольцо окружения, полностью блокировала японцев. Вражеские солдаты, оказавшись под сильным огнем, пытались контратаковать, а когда поняли безвыходность положения, начали сдаваться в плен. А ведь их учили не сдаваться ни при каких обстоятельствах. Значит, допекло.

После разгрома на горе Баин-Цаган японское командование больше не

пыталось переправиться через Халхин-Гол. Оно ставило перед своими войсками

более ограниченные цели - уничтожение советско-монгольских войск на

восточном берегу реки.

После продолжительной передышки, перегруппировавшись и подтянув свежие

противник предпринял неожиданную атаку на позиции 149-го стрелкового полка

и батальона 5-й стрелково-пулеметной бригады, только несколько дней тому

назад подошедшей в район боевых действий. Удар был неожиданным, и два

батальона 149-го стрелкового полка стали отходить. Только на рассвете

советские войска сумели закрепиться в районе командного пункта полка,

примерно в трех-четырех километрах от реки. В ночном бою героически погиб

командир 149-го стрелкового полка майор И.М.Ремизов. Ему посмертно было

присвоено звание Героя Советского Союза, а высота, на которой находился его

командный пункт, получила название "Ремизовской".

Утром к месту боев подошли 24-й мотострелковый полк и два батальона

5-й стрелково-пулеметной бригады. После короткой артиллерийской подготовки

советские войска перешли в контратаку и оттеснили противника.

В течение ряда ночей продолжались вражеские атаки.

японцам удалось потеснить один из батальонов 5-й стрелково-пулеметной

бригады и захватить высоту. Дальнейшее их продвижение было приостановлено

огнем артиллерии и контратаками пехоты, действовавшей при поддержке танков.

Только одной японской роте удалось проникнуть в разрыв между нашими

войсками и глубоко вклиниться в советскую оборону. Противник попытался

прорваться к переправе. Эта затея сорвалась, рота закрепилась на одном из

барханов. Стремительной атакой советских танков и пехоты она была полностью

уничтожена. В этом бою геройской смертью пал командир 11-й танковой бригады

комбриг М.П.Яковлев. Он лично вел группу танков 1-го батальона. Когда

следовавшая за танками пехота залегла под огнем противника, он вылез из

машины и с гранатами в руках поднял бойцов в атаку. Раненный, он продолжал

руководить боем, пока его не сразила вражеская пуля.

Еще в начале июля в район боевых действий из Уральского военного

округа стали прибывать части 82-й стрелковой дивизии, пополненной

переброшен на восточный берег Халхин-Гола и занял отведенные ему позиции.

Утром японцы по нему открыли сильный артиллерийский огонь. Молодые, еще не

обстрелянные красноармейцы пришли в замешательство. Самоотверженными

усилиями командиров и политработников возникшее смятение было быстро

ликвидировано. Атаки противника были отбиты при активной помощи артиллерии.

После боя полк был отведен в резерв. С красноармейцами провели

приближенную к боевым условиям учебу. В дальнейшем 603-й полк храбро

сражался и хорошо показал себя во время августовской операции.

приостановлено, и японцы были вынуждены перейти к обороне. Относительное

затишье длилось всего десять дней.

огонь по всему фронту. Одновременно в воздухе появились крупные силы

вражеской авиации для удара по боевым порядкам и тылам советско-монгольских

войск. Их встретили советские истребители. В небе завязались ожесточенные

воздушные бои.

Советская артиллерия молчала, не выдавая своего местонахождения. Час

грохотали японские орудия. Потом на южном участке поднялась пехота. И

только тогда в бой вступили советские пушки. Огнем артиллерии и пулеметов

противник был рассеян и его атака сорвана.

На северном участке японцы начали атаку на полтора часа позднее. Это

дало советской артиллерии возможность сначала, сосредоточив весь огонь на

южном участке, отбить там атаку, затем перенести огонь на другое

направление. Все попытки противника продвинуться вперед были отбиты.

наступление... Огнем советско-монгольских войск все их атаки были отражены

со значительными для японцев потерями.

На ряде участков, воспользовавшись замешательством противника,

вызванным метким огнем артиллерии, советские войска переходили в успешные

контратаки. Убедившись в бесплодности атак, японское командование было

вынуждено перейти к обороне.

Разгром японской группировки в районе горы Баин-Цаган

продемонстрировал превосходство советско-монгольских войск над японскими,

кичившимися своей непобедимостью.

Июльские бои показали, что советско-монгольских войск в районе

конфликта недостаточно, они значительно уступают по численности японским,

хотя и превосходят по количеству танков и бронемашин. Малочисленность

советской пехоты часто приводила к тому, что в системе нашей обороны

имелись уязвимые места. Этим пользовался противник, направляя сюда свои

удары, особенно во время ночных атак.

Советские и монгольские бойцы и командиры в трудных июльских боях

сорвали планы японского командования, стремившегося захватить плацдарм на

восточном берегу Халхин-Гола. Только недостаток сил не позволил им

полностью разгромить противника и отбросить его в Маньчжурию. Однако

удержанный плацдарм обеспечил советско-монгольским войскам выгодные позиции

для дальнейшего перехода в наступление.

Японские войска заняли оборону на линии песчаных барханов в пяти -

восьми километрах восточнее реки Халхин-Гол. Отрывая в сыпучем песке окопы

и строя укрытия, они стали готовиться к новому наступлению.

6-я армия под командованием генерала Огису Риппо. Ей ставилась задача

окружить и уничтожить советско-монгольские войска, находившиеся на

восточном берегу Халхин-Гола. В ее состав входили 23-я и 7-я пехотные

дивизии, полностью укомплектованные по штатам военного времени, отдельный

пехотный полк и четыре отдельных пехотных батальона, три полка баргутской

кавалерии, семь артиллерийских полков (из них четыре тяжелых), два танковых

полка, смешанная бригада Маньчжоу-го, два инженерных полка, ряд отдельных

зенитных и противотанковых батарей, многочисленные вспомогательные войска.

Всего 55 тысяч человек, более 300 орудий и минометов, 1283 пулемета, 135

танков и бронемашин, около 350 самолетов.

Подобное сосредоточение крупных военных сил вынудило Советское

правительство оказать помощь братскому народу МНР в значительных размерах.

Из глубинных районов Советского Союза к Халхин-Голу подтягиваются

новые соединения и части. К середине августа в районе конфликта находились

три стрелковые дивизии, стрелково-пулеметная бригада, авиадесантная, три

мотоброневые, две танковые бригады, шесть артиллерийских полков (в том

числе четыре в составе дивизий), два отдельных артиллерийских дивизиона и

одна дальнобойная батарея, два батальона связи, понтонный батальон, две

гидротехнические роты. Всего 57 тысяч человек, 634 орудия и миномета, 2255

пулеметов, 498 танков, 385 бронемашин и 515 самолетов.

Советско-монгольские войска имели незначительное превосходство в живой

силе, почти двойное в артиллерии и пулеметах, шестикратное в танках и

бронемашинах, более чем полуторное в авиации.

сосредоточенных в районе Халхин-Гола, была образована 1-я армейская группа

совета дивизионного комиссара М.С.Никишева, начальника штаба комбрига

М.А.Богданова. Для координации действий советских и монгольских войск на

базе Забайкальского военного округа была образована фронтовая группа во

главе с командармом 2-го ранга Г.М.Штерном (член Военного совета группы -

дивизионный комиссар Н.И.Бирюков, начальник штаба - комдив М.А.Кузнецов).

1-й армейской группе была поставлена задача провести операцию по

окружению и полному уничтожению войск японских захватчиков, вероломно

вторгшихся на землю Монгольской Народной Республики, и восстановить ее

государственную границу.

По замыслу командующего 1-й армейской группой Г.К.Жукова было решено,

сковав японцев с фронта, нанести мощные сходящиеся удары по обоим флангам

вражеской группировки для окружения и уничтожения японских войск между

рекой Халхин-Гол и государственной границей.

Подготовка операции проходила в очень сложных условиях. Прежде всего

ввиду удаленности театра военных действий от железной дороги. Войска,

боевую технику, боеприпасы, продовольствие приходилось перебрасывать на

автомашинах по грунтовым дорогам. Причем от ближайшей конечной выгрузочной

станции до района боевых действий было более 700 километров. Объем

предстоящих перевозок был колоссальный. Для проведения операции нужно было

доставить только артиллерийских и авиационных боеприпасов 24,5 тысячи тонн,

продовольствия 4 тысячи тонн, топлива 7,5 тысячи тонн, прочих грузов 3

тысячи тонн. Издалека приходилось доставлять лесоматериалы, дрова и даже

В труднейших условиях бездорожья и изнуряющей жары советские водители

проявляли чудеса выдержки, выносливости и героизма. Рейс протяженностью в

1300 - 1400 километров длился пять суток.

Передвижения автотранспорта и боевой техники, как правило,

производились только ночью со строжайшим соблюдением светомаскировки. При

переброске новых частей широко использовались комбинированные марши - часть

пути воины ехали на автомашинах, а оставшуюся преодолевали в пешем строю.

Войска тщательно готовились к наступательной операции. В ближайшем

тылу обучали воинов приемам ближнего боя. Знакомили с особенностями тактики

и обороны противника. Особое внимание на занятиях обращали на

взаимодействие в бою пехоты с танками, артиллерией и авиацией.

Военный совет 1-й армейской группы разработал подробный план

подготовки операции. Важное место в нем занимали мероприятия по обману

противника.

Принимались все меры, чтобы у противника создалось впечатление о

подготовке наших войск к длительной обороне. Для этого была отпечатана и

рассылалась в войска "Памятка бойцу в обороне". Было сделано так, что

несколько их будто случайно попали к противнику. Мощная звуковещательная

станция имитировала производство фортификационных работ. По радио открытым

текстом или простым кодом передавались сводки о построенных огневых точках

и убежищах. Делались заявки на лесоматериалы, цемент и другое имущество,

нужное для оборонительных сооружений. Посылались требования на зимнее

обмундирование и печи...

Между тем все распоряжения, относящиеся к подготовке предстоящего

наступления, давались только устно. Войска в исходные районы выдвигались,

как правило, ночью.

Движение танков маскировалось полетами ночных бомбардировщиков,

усиленной пулеметной и ружейной стрельбой. Чтобы приучить противника к

шуму, за 10 - 12 дней до начала наступления несколько танков со снятыми

глушителями постоянно курсировали вдоль фронта.

В частях, сосредоточиваемых на флангах, полностью запрещалась работа

радиостанций. Связь здесь осуществлялась только посыльными. Напротив, на

центральном участке фронта не только действовали уже известные противнику

радиостанции, но и появились новые. Все это должно было создать у

противника впечатление об усилении центра обороны советско-монгольских

Большое внимание обращалось на организацию надежной системы

управления. При штабе 1-й армейской группы была создана служба офицеров

связи. Для радиостанций разработали четкую систему кодов и позывных.

Командный пункт группы соединялся с командирами дивизий и бригад двойной

линией телефонных проводов.

К середине августа японские войска на восточном берегу Халхин-Гола

занимали укрепленный рубеж, проходивший по песчаным барханам на расстоянии

от двух до десяти километров западнее государственной границы Монгольской

Народной Республики.

Вражеские позиции состояли из узлов сопротивления и опорных пунктов с

густой сетью окопов, расположенных, как правило, на барханах и соединенных

между собой ходами сообщения. Было построено много блиндажей и укрытий для

живой силы и боевой техники. Окопы отрывались полного профиля, а блиндажи

выдерживали прямое попадание 152-мм снаряда.

Впереди узлов сопротивления на расстоянии 150 - 200 метров находились

одиночные окопчики для снайперов, метателей бутылок с горючей жидкостью и

саперов-смертников, вооруженных противотанковыми минами на

двух-трехметровых бамбуковых шестах. В парных окопчиках размещались

солдаты, подтягивающие на ленте противотанковую мину под гусеницы боевых

Вражеские оборонительные сооружения были хорошо приспособлены к

местности и замаскированы. Система огня была тщательно продумана и

организована. Все это представляло сильное препятствие для наступающих

Одновременно со строительством укрепленных позиций японское

командование готовилось к генеральному наступлению. Предполагалось заманить

советско-монгольские войска в долину реки Хайластын-Гол и сильным ударом во

К середине августа советско-монгольские войска занимали позиции на

берегу Халхин-Гола в двух - шести километрах восточнее реки. На правом

фланге советско-монгольских войск занимала оборону 8-я кавалерийская

дивизия МНРА. Северо-восточнее располагались два полка 82-й стрелковой

дивизии. Севернее устья Хайластын-Гола оборонялись 5-я стрелково-пулеметная

находилась 6-я кавалерийская дивизия МНРА. Остальные войска 1-й армейской

группы располагались на западном берегу Халхин-Гола.

По плану комкора Г.К.Жукова было создано три группы войск. Южная, под

командованием полковника М.И.Потапова, состояла из 57-й стрелковой дивизии,

8-й мотоброневой бригады, 6-й танковой бригады (без одного батальона),

танкового и стрелково-пулеметного батальонов 11-й танковой бригады,

дивизиона 185-го артиллерийского полка, противотанкового дивизиона и

отдельной роты огнеметных танков. Группа должна была наступать в

направлении Номон-Хан-Бурд-Обо с ближайшей задачей уничтожить группировку

противника, расположенную южнее реки Хайластын-Гол, а в дальнейшем во

взаимодействии с войсками Центральной и Северной групп окружить и

уничтожить японские войска севернее Хайластын-Гола. В случае наступления

резервов противника со стороны Маньчжурии войска Южной группы должны были

отбить их атаки. Правый фланг группы обеспечивался 8-й кавалерийской

дивизией МНРА. Она должна была отбросить части Хинганской кавалерийской

дивизии противника, занять и прочно удерживать высоты Эрис-Улын-Обо.

Артиллерия Южной группы в составе 72 орудий должна была подавить и

уничтожить живую силу противника и его огневые точки на высоте Песчаная и в

районе Большие Пески, сопровождать танки и пехоту огнем. Дивизиону 185-го

полка, кроме того, поручался обстрел тылов противника.

Северная группа, которой командовал полковник И.В.Шевников, в составе

601-го полка 82-й стрелковой дивизии, 7-й мотоброневой бригады, двух

танковых батальонов 11-й танковой бригады, 87-го противотанкового дивизиона

и 6-й кавалерийской дивизии МНРА должна была вести наступление в

направлении безымянных озер, что в нескольких километрах северо-восточнее

Номон-Хан-Бурд-Обо, с ближайшей задачей овладеть песчаными барханами в

четырех километрах западнее этой высоты. В дальнейшем во взаимодействии с

Зб-й мотострелковой дивизией Центральной группы и войсками Южной группы

окружить и уничтожить войска противника севернее реки Хайластын-Гол.

Артиллерия группы в составе 24 орудий (не считая полковой и

батальонной) занимала огневые позиции севернее горы Баин-Цаган и должна

была подавить живую силу, пулеметы и орудия противника на высоте Палец

Войска Центральной группы (задачи ей ставил непосредственно комкор

Г.К.Жуков) состояли из 602-го и 603-го полков 82-й стрелковой дивизии,

24-го и 149-го полков 36-й мотострелковой дивизии и 5-й

стрелково-пулеметной бригады. Наступая в центре, группа должна была атаками

с фронта сковать основные силы противника и не допускать переброску

подкреплений на фланги. Ближайшая задача - овладение высотами Песчаная и

Ремизовская. В дальнейшем во взаимодействии с войсками Южной и Северной

групп принять участие в окружении и уничтожении японских войск на южных и

северных берегах реки Хайластын-Гол.

Центральная группа имела больше всего артиллерии: 112 стволов. Эта

артиллерия должна была уничтожить живую силу и огневые средства на высотах

Песчаная и Ремизовская, поддержать атаку танков и пехоты, подавить японскую

артиллерию, затруднить подход резервов, активно принимать участие в

отражении вражеских контратак.

Резерв командующего 1-й армейской группой находился в шести километрах

юго-западнее горы Хамар-Даба и состоял из 9-й мотоброневой бригады, 4-го

батальона 6-й танковой бригады и 212-й авиадесантной бригады. Наибольшая

плотность войск и артиллерии создавалась в центре и на правом фланге.

Значительно более слабой была левофланговая группировка.

Для артиллерийского обеспечения наступления вся дивизионная артиллерия

составляла группы ПП (поддержки пехоты). Они должны были уничтожать и

подавлять огневые средства японцев на переднем крае и в глубине обороны в

полосе наступления дивизии, сопровождать огнем наступление танков и пехоты.

Заранее были выделены специальные батареи для продвижения сразу же за

наступающей пехотой для поддержки ее огнем прямой наводкой. Группы

поддержки пехоты создавались в каждом стрелковом полку. Кроме того,

создавались группы артиллерии дальнего действия.

Всего 1-я армейская группа имела 286 орудий калибра от 75 мм и выше.

Кроме того, было 180 противотанковых орудий.

От авиации противника советско-монгольские войска прикрывались

зенитным артиллерийским полком и тремя отдельными дивизионами - всего 16

батарей - 96 орудий. Основная часть их стояла на прикрытии переправ через

Халхин-Гол и командного пункта на горе Хамар-Даба.

Инженерные войска 1-й армейской группы к началу августовского

наступления имели три дивизионных саперных батальона, две отдельные

саперные роты танковой и мотоброневой бригад, понтонный батальон, две

отдельные гидротехнические роты. Для наводки понтонных мостов имелось два

тяжелых переправочных парка и два парка на надувных лодках.

Во время боевых действий на Халхин-Голе в мае - июле инженерные войска

играли значительную роль. Прежде всего они обеспечивали переправу войск на

восточный берег реки. Саперы не только наводили под огнем переправы, но и

неоднократно отстаивали их, отбивая яростные атаки противника. В середине

июля через Халхин-Гол было всего две переправы, в том числе колейный мост,

построенный саперами 11-й танковой бригады еще в мае.

часть его была затоплена в результате обстрела японской артиллерией. Тогда

приняли оригинальное решение: затопить его весь. Понтоны сели на дно, и

вода проходила на 30 - 40 сантиметров выше настила. Переправы по нему

осуществляли вначале только ночью, и японцы долгое время считали этот мост

недействующим и выведенным из строя. Находчивость советских саперов дала

возможность бесперебойно перебрасывать войска, боевую технику, боеприпасы и

продовольствие на восточный берег.

Большую работу проделали саперы по обеспечению войск водой. За

короткое время в труднейших условиях было оборудовано около 60 колодцев.

Саперы занимались также подготовкой командных и наблюдательных пунктов для

штаба 1-й армейской группы и командиров дивизий. Особенно много потрудились

инженерные войска в первой половине августа. Заранее было найдено несколько

бродов и намечен ряд пунктов понтонных переправ. Оборудовано больше 20

километров подъездных путей, и организована четкая комендантская служба на

переправах. К началу наступления через Халхин-Гол было построено 12 мостов.

Наступательная операция советско-монгольских войск готовилась в

глубокой тайне. Все рекогносцировки производились командирами, переодетыми

в красноармейскую форму. Причем танкисты надевали пехотные гимнастерки.

Разрабатывали план наступления строго ограниченное число лиц: командующий

группой, член Военного совета, начальник штаба, начальник оперативного

отдела. Командующие и начальники родов войск знакомились только с вопросами

плана, их касающимися. С приближением срока наступления круг людей,

посвящаемых в различные детали плана, расширился. Красноармейцы и младшие

командиры узнали о своих задачах за три часа до начала наступления.

Чрезвычайно трудная задача встала перед разведчиками: определить

систему обороны противника, расположение его огневых средств. Относительно

большая плотность обороны японцев делала почти невозможным действие мелких

разведывательных групп, их проникновение в глубину обороны.

Пленные и перебежчики баргуты на допросах обычно рассказывали все

охотно, но они мало что знали. Японцев в качестве "языка" разведчики брали

редко, да и те, одурманенные шовинистической пропагандой, как правило,

ничего не говорили.

Хорошие результаты по уточнению переднего края противника давала

разведка боем. Немалую помощь здесь оказала и советская разведывательная

авиация, сделавшая сотни аэрофотоснимков.

В период подготовки к наступлению командиры и политработники среди

личного состава широко организовали обмен боевым опытом, пропагандировали

ратные подвиги советских и монгольских воинов. Здесь немалый вклад внесла

советская военная печать 1-й армейской группы. Это прежде всего армейская

газета группы "Героическая красноармейская", дивизионные и бригадные газеты

"За Родину", "Ворошиловец", "Атака".

В короткие промежутки между боями в окопах, среди песчаных барханов,

на полевых аэродромах жадно читали небольшие листки военных газет. Их

всегда ожидали с нетерпением. Газеты оперативно сообщали о последних

событиях на фронте, рассказывали о подвигах...

Газета "Героическая красноармейская" целые страницы отводила

пропаганде боевого опыта. Так, под общим заголовком "Враг боится штыковой

атаки, крепче удар русским штыком!" помещаются заметки младшего политрука

А.Иванова "И пуля не дура и штык молодец", красноармейца Ф.Иванова "Верный

русский штык никогда не подводил и не подведет". С большим интересом

читалась всеми подборка "Крепче боевую смычку пехоты и танкистов".

На страницах "Героической красноармейской" воины делились своим

опытом. Так, летчик П.Солнцев писал: "В воздушном бою я заметил одного

японца, который шел в атаку на моего товарища. Самурай сделал петлю, пошел

на хитрость. Он перевернулся вверх колесами и с этого положения вел огонь.

Я находился выше и позади японца и сразу же разгадал его маневр. Прибавив

газу, я пошел в атаку. Метрах в пятидесяти от врага нажал общую гашетку и

дал длинную очередь по "брюху" самурая. Вражеский самолет сразу же задымил

и полетел на землю. Новый прием японских летчиков не принес им успеха..."

Писатель В.Ставский не только рассказывал о подвигах советских

летчиков, но и старался в своих корреспонденциях давать поучительные

примеры взаимной выручки: "Летчик Мурмылов устремился на выручку

отбившегося от общего строя советского истребителя, на которого напали

японцы. Тут Акимов увидел, что за товарищескую самоотверженность Мурмылов

рискует заплатить собственной жизнью... В хвост ему подстраивается самурай.

Акимов тотчас принимает решение: атаковать японца. В тот момент, когда

японец делал разворот, чтобы открыть огонь по Мурмылову, Акимов дал две

короткие очереди. Загоревшись, японец пошел к земле... Мурмылов, до

последнего момента не подозревавший о присутствии самурая у него позади, в

свою очередь спас летчика, на выручку которого бросился сам.

В этом бою Акимов окончательно поверил в принцип взаимной выручки. А

следующий бой убедил его и в том, что нельзя отрываться от своих, что

драться надо крылом к крылу с товарищами!"

В "Героической красноармейской", которую редактировал полковой

комиссар Д.Ортенберг, кроме В.Ставского активно сотрудничали писатели

Б.Лапин, Л.Славин, К.Симонов, 3.Хацревин. Их можно было часто видеть в

окопах переднего края на правом берегу Халхин-Гола.

Одновременно с советскими воинами готовились к решающим боям и цирики

монгольской Народно-революционной армии. К середине августа в районе

конфликта находились 5, 6, и 8-я кавалерийские дивизии и бронебригада МНРА.

При этом 5-я дивизия прикрывала границы тамцаг-булакского выступа МНР в

районе озера Буир-Нур. Их действиями в районе конфликта руководил главком

МНРА Маршал Монгольской Народной Республики X.Чойбалсан с помощью

оперативной группы в составе комдива Ж.Цэрэна, полковников Б.Цога и

Г.Эрэндо.

Войска фланговых группировок начали скрытно занимать исходные районы

Сосредоточение войск фланговых ударных группировок было закончено в ночь на

решительному наступлению. Закончили пристрелку артиллеристы. У орудий

высились штабеля снарядов. На аэродромах заправлены горючим

бомбардировщики, к ним подвешены бомбы. Готовы к старту истребители...

Пожалуй, ни одно из событий на Халхин-Голе в мае-сентябре 1939 года не вызывает столько споров, как сражение за гору Баин-Цаган 3-5 июля.Тогда 10-тысячной японской группировке удалось скрытно форсировать Халхин-Гол и начать движение к советской переправе, угрожая отрезать советские войска на восточном берегу реки от основных сил.

Противник был случайно обнаружен и, не дойдя до советской переправы, вынужденно занял оборонительную позицию на горе Баин-Цаган. Узнав о случившемся, командующий 1-ой армейской группой Г. К. Жуков приказал 11-ой бригаде комбрига Яковлева и ряду других бронетанковых подразделений сходу и без поддержки пехоты (мотострелки Федюнинского заблудились в степи и вышли к месту сражения позднее) атаковать японские позиции.

Советские танки и бронеавтомобили предприняли несколько атак, но, понеся значительные потери, вынуждены были отступить. Второй день сражения свелся к постоянному обстрелу советской бронетехникой японских позиций, а провал японского наступления на восточном берегу вынудил японское командование начать отход.

До сих пор историки спорят, насколько оправданным был ввод в бой бригады Яковлева с марша. Сам Жуков писал, что сознательно пошел на это. С другой стороны, был ли у советского военачальника другой путь? Продолжение движения японцев к переправе сулило катастрофу.

Спорным моментом Баин-Цагана до сих пор является и японское отступление. Было ли это повальное бегство или планомерный организованный отход? Советская версия рисовала разгром и гибель японских войск, не успевших осуществить переправу. Японская же сторона создает картину организованного отступления, указывая, что мост был взорван уже тогда, когда на него въехали советские танки. Каким-то чудом под артиллерийским обстрелом и ударами с воздуха японцам удалось переправиться на противоположный берег. А вот оставшийся в прикрытии полк был практически полностью уничтожен.

Баин-Цаган сложно назвать решительной тактической победой одной из сторон. А вот в стратегическом отношении - это, безусловно, победа советско-монгольских войск.

Во-первых, японцы были вынуждены начать отход, понеся потери и не выполнив основной задачи - уничтожения советской переправы. Более того, на протяжении конфликта противник ни разу больше не пытался форсировать Халхин-Гол, да и физически это было уже невозможно. Единственный комплект мостового оборудования во всей Квантунской армии был уничтожен самими японцами при отводе войск с Баин-Цагана.

Далее японским войскам оставалось лишь проводить операции против советских войск на восточном берегу Халхин-Гола, или ждать политического решения конфликта. Правда, как известно, дождался противник совсем другого.